— Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орел… да чтоб тебя, — я со злостью бросил ножовку на пол, рассматривая целые металлические прутья, на которых не осталось ни следа от моих усилий.

Я уже давно сбился со счета времени, которое провел взаперти собственного сознания, после того, как меня навестила эта блондинистая сука. Вот прошмандовка. Но ничего, я доберусь до тебя, вот тогда посмотрим, кто кого.

Мой мир сейчас ограничивался только этой небольшой комнатой с телевизором режима реал тайм, где можно было посмотреть абсолютно неинтересное ток шоу «Кеннет, или что нужно сделать, чтобы лохануться еще больше». Мало того, что я с каждым часом все больше обретал собственное «я», так еще и понимал, что все больше и больше отделяюсь от этого мальчишки. Но толку то что в этом, если я тут заперт? И как отсюда выбраться не имею ни малейшего понятия.

Глава 2

Лорен в который раз склонился над раскинувшемся на земле лицом вниз телом Моргана Соте, внимательно его рассматривая. Спустя буквально десять секунд, он поднялся и пнул его под ребра, носком сапога, после чего, услышав еле слышимый стон и удостоверившись тем самым, что нас не стало на одну боевую единицу меньше, оставил своего подчиненного лежать в той же позе, в которую он сам его поместил, и повернулся ко мне, прожигая яростным взглядом. Весь его вид говорил о том, что сейчас начнется не просто очередная нотация о нашем плохом поведении. Лорен был очень сильно на взводе, и до взрыва осталось буквально подать рукой, вот тогда он припомнит мне все, начиная с моего такого неудачного рождения.

— На, выпей, — мой штатный лекарь настойчиво дергал меня за рукав камзола, — хорошее успокоительное, лучшее в своем роде. Я после прошлого раза себе много сделал: всегда думал, что, если с Тенями буду дальше водиться, мне еще не раз пригодится. А ведь зарекался же, и вот, снова на те же грабли, да с разбега. Хотя, я же думал, они у тебя все инициированные, а оно вон как оказалось. И вроде не в первый раз такое вижу, а ощущение, будто мне Доргон в душу заглянул, никак не проходит, — я повернулся к Льюису и бездумно взял протянутый флакон в темном стекле. Даже не нюхая, чтобы не представлять себе, что он там намешал, сделал большой глоток. Горло обожгло огнем, из глаз хлынули слезы, и от неожиданности я, поперхнувшись, закашлялся, согнувшись пополам и пытаясь вытолкнуть застрявший в груди воздух через спазмированную трахею.

— Что это? — наконец, я сумел выдавить из себя нечто членораздельное, хриплым голосом. Не то, чтобы я как-то предвзято относился к спиртным напиткам, но все же ими не увлекался настолько, чтобы отличить одно красное вино от другого, но вот что подсунул мне Льюис, определялось на раз, и спрашивал его больше для проформы, и чтобы попробовать хоть что-то сказать, потому что сомневался, что способен на подобный подвиг.

— Успокоительное. Причем единственное подходящее в данном случае, — лекарь с философским видом поднял вверх указательный палец, намекая, что то, что он сейчас говорит, является истинной в последней инстанции. После чего протянул руку, чтобы забрать у меня флакон.

— Но это же спирт! Самый настоящий, и даже неразведенный, — кажется, я рано поверил в свои силы, потому что снова закашлялся. Кашлял я почти минуту, прерываясь лишь для того, чтобы сделать глубокий вдох обожженным горлом.

— Спирт, — он не стал отрицать очевидного, ответив, дождавшись, когда приступ кашля пройдет, — но это не мешает ему быть хорошим лекарством, повторяю, единственно хорошим в данном случае, — Льюис забрал у меня флакон, который я сжимал во время кашля так, что тот не лопнул в меня в руке просто чудом, и, сделав большой глоток, даже не поморщившись, заткнул его плотной крышкой. — Ничего лучшего для успокоения расшатанных нервов, приглушения боли, и поднятия боевого духа в медицине придумано еще не было по сей день. Все остальное — чистого рода внушение и самовнушение. Или магия алхимии, которая мне увы недоступна, но и она не всесильна. Запомни, Кеннет, в случае, свидетелями которого мы все сегодня стали, нет ничего лучше спирта, чтобы успокоить вот здесь, — он приложил руку с зажатым в ней флаконом к груди. — Все остальное — сплошное шарлатанство и надувательство, — покрутив флакон в руке, он глубоко вздохнул и, положив его в карман, направился прямиком к Моргану, который начал приходить в себя: он перевернулся на спину и негромко застонал, протянув руку к голове.

— Ну, и что вы тут натворили, затейники? — Лорен, скрестив руки на груди, хмуро смотрел на меня, не отходя при этом далеко от Моргана, над которым уже вовсю начал хлопотать Льюис, поддерживая, и помогая принять сидячее положение.

— Если судить по твоему относительному спокойствию в тот момент, когда Сатрина и твою сестрицу едва не утащило прямиком к Доргону, а о том, что происходило в этот момент с Морганом, я лучше промолчу, здесь произошло нечто, о чем тебе известно гораздо лучше моего, — я дернул плечами, чтобы разогнать остатки спазмов, все еще нет-нет да подергивающих мышцы, и подошел к лекарю, присаживаясь недалеко от пострадавшего дружинника, прямо на землю. Ноги все еще болели, поэтому стоять было тяжело, а усесться где придется, почему-то показалось мне слишком глупым. Тем более, в голове появилась странная, гудящая тяжесть, давящая на веки, от которой неудержимо клонило в сон. И одновременно с этим я чувствовал неестественную легкость, разбавленную опустошающей пустотой. Я несколько раз тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, и даже похлопал себя по щекам, но противное ощущение меня не отпускало, а наоборот усиливалось с каждой секундой. Чтобы чем-то себя занять, я потянулся к мечу, который Морган наконец выпустил из руки, и который сейчас просто валялся на земле.

— Не советую к нему прикасаться, Кеннет, — Лорен произнес это таким тоном, что трогать меч пропало всякое желание, которого у меня, что уж тут говорить, и так было немного.