из крестьян с западной оконечности острова Кюсю, поэтому фамилия — Нисимура — пишется комбинацией иероглифов «Запад» и «Деревня». У нас так же — половина страны Ивановых, потому что фамилии начали выдавать сразу многим, и, как правило, «крестили» целыми деревнями.

Отец ее работает в МИДе, консультантом-переводчиком по японскому направлению. Мама у нее — терапевт в поликлинике. Живут хорошо, в двухкомнатном кооперативе. Есть и машина — «Москвич — 402». В СССР сначала оказался отец, плененный в 45-м. Потом решил на родину не возвращаться, насмотревшись на дела своих угаревших по фашизму соотечественников в Китае — презирает он их, такой вот без пяти минут уникальный японец. Встав на ноги, вытащил себе жену — она его прилежно все эти годы ждала. Еще немножко труда, и японская чета переехала в Москву, получили по «вышке» и по такому поводу решили все-таки завести ребенка — этим объясняется малый возраст Саяки. Второго ребенка как-то не получилось. Вопрос такой — отдадут ли они маленькому советскому писателю единственную дочь? Потому что я Сойку точно забираю себе, и пофигу кто там что думает, потому что пришла она — первая, крышесносящая подростковая любовь, вот и бегу зачем-то к катку на сорок минут раньше назначенного времени, не ощущая вспотевшей спины и разрываемых ледяным воздухом легких. Один поцелуй — и все, как плотину прорвало. С Таней такого нет и уже не будет — подружка она и есть подружка. Пусть подружкой и остается. С девочками, вообще-то, можно просто дружить, и успешно делать это много десятков лет — примеров хватает. И спать вместе можно — а чего такого? У меня на нее даже эрекции нету — мелкая же, как бы самонадеянно это не звучало от тринадцатилетнего пионера. Отстояв десятиминутную очередь, купил два стакана какао у палатки возле катка и встал с ними у столика. Ну и зачем? Остынет же.

— Давно ждешь? — словно из неспешно падающих с неба пушистых снежинок соткалась рядом со мной Саяка, и сердце сладко защемило, настолько румяная от мороза девушка была красива.

— Только что пришел! — почти честно ответил я и пододвинул ей стакан. — Держи!

— Знаешь, я очень обрадовалась, когда ты позвонил! — чистосердечно призналась она.

— Надо было сразу тебя позвать, — покаялся я. — Давай еще завтра погуляем? А третьего можем погулять до или после того, как сходим к тебе в гости.

— А четвертого? — хихикнула Сойка.

— Не получится, — с искренним сожалением покачал я головой. — Мне в санаторий нужно на три дня, немножко голову подлечить. Но восьмого числа приглашаю тебя в гости уже к нам, а то не честно, что я с твоими родителями познакомлюсь, а ты с моей мамой — нет.

— Угу! — щечки порозовели еще сильнее.

Допив какао, сдали тару и пошли переобуваться.

— Вот, деда Мороза по пути встретил! — достал я из сумки подарок.

— Хватит мне столько всего дарить! — рассмеялась Сойка, принимая коньки и с явным удовольствием осматривая. — Отец уже на меня бурчит — откуда столько денег у ребенка? Это он про тебя! — натянув ботиночек на ногу, завязала шнурки и улыбнулась мне. — Как раз! — понизив голос до шепота, поведала. — Я ему не рассказала, что ты писатель и композитор — он у меня хороший, но мы с мамой его иногда немножко воспитываем. Ей я все рассказала, когда она нашла прокладки! — смущенно призналась Сойка.

— Я своим тоже люблю все в последний момент говорить! — хохотнул я.

— Поэтому он думает, что ты — фарцовщик, и собирается наставить тебя на путь истинный! — хихикнула она, обула второй конёк, поднялась на ноги и с сожалением вздохнула:

— На следующий год станут малы!

— На следующий год будут еще коньки, — пообещал я, обул свои — советского производства, но тоже новые — из Сережкиных прошлых я вырос — и мы пошли кататься.

— А ты со мной дружишь потому что я японка? — задала она сложный вопрос.

— Слышу советскую девочку Сойку, вижу японскую Саяку, — ответил я. — Такой контраст сносит крышу и вышибает воздух из лёгких. Ты — такая одна, и пройти мимо — быть полнейшим идиотом. Японская японка мне не нужна — в этом случае я бы выбрал себе русскую девочку.

— Таню?

Кто вам, б*ядь, все рассказывает?!

— Таню — вряд ли, она хорошая и у нее отец алкаш, поэтому я по мере сил о ней забочусь. Просто подружка, будем дальше просто дружить. А теперь мне выбирать и искать не придется — ведь у меня есть ты! — дернув радостно пискнувшую Саяку за руку, притянул к себе, крепко обнял. — И я тебя никому и никогда не отдам!

Глава 2

Обычая обращаться к народу под Новый год советские правители еще не изобрели, поэтому поздравляло нас, так сказать, коллективное бессознательное — обращение зачитали совместное, от имени ЦК КПСС, Верховного Совета и Совета министров СССР. А где-то в морге тем временем как минимум один грустный Громыко смотрит на своего покойного зама, а как максимум — это делает еще множество людей. Параллельно, в ряде МИДовских квартир, Новый год встречают с новыми надеждами — когда умирает настолько важный чиновник, открывается целая куча карьерных возможностей. Фурцеву жалко — будет встречать праздник чуть ли не рядом с гробом.

Но выкинем из головы — я-то причем?

— Вкусно? — с улыбкой спросила уминающего картошку с котлетами меня сидящая справа мама.

Слева сидит Таня, за ней — ее мама и папа. Напротив, на диване (там на самом деле не удобно, поэтому законы гостеприимства сыграли нам с родительницей на руку) — семья Судоплатовых, начиная с одетого в костюм Павла Анатольевича. В тюрьме он ослеп на один глаз и пережил три инфаркта. Инвалид второй группы, а до этого успешно несколько лет притворялся сумасшедшим. Даже представлять не хочу, как его в дурке «лечили». Сломать так и не вышло — выправка строгая, плечи — широко расправлены, зрячий глаз словно душу наизнанку вытряхивает. Хорошо, что Павел Анатольевич особо не всматривался — Сережа же пионер, вон какая лыба, чего в нем ковыряться?

Далее — Эмма Карловна, в девичестве — Кримкер. Подполковник госбезопасности, между прочим, но внешне — фиг догадаешься: обычная седеющая дама почти пожилых лет и очень интеллигентными