— Ответить на ясно заданный вопрос — не значит поддаться провокации. Сядьте.

Хинкель сел, но всем стало ясно, что он еще поднимется. Адвокат имел два шанса выиграть дело: хищники и истерика. Я знала точно, потому что изучала дело по его просьбе, высказав Хинкелю именно это мнение. Адвокат принял насмешку в качестве стратегического совета, который и воплотил в зале суда.

Сдержав раздраженный вздох, Родригес заявила:

— Сейчас почти конец дня. Слушания откладываются на завтрашнее утро, и я хочу, чтобы к этому времени все успокоились.

Стукнув молотком, судья поднялась со своего места, придерживая рукой черную мантию. Судебный пристав скомандовал:

— Встать.

Встали все, кроме Джесси. Пока Родригес не покинула зал заседаний, он продолжал неподвижно сидеть в инвалидном кресле.

Наполненный гулом шагов и обрывками разговоров зал быстро опустел. Гол и Хинкель вышли. Стоя у двери, я обменялась со Скипом коротким кивком. Со мной не поздоровались за руку, поскольку адвокат понимал — я по другую сторону. Джесси задержался у стола защиты. Его жестко критиковал коллега-заседатель, Билл Брандт.

Уже два года минуло с тех пор, как шальной автомобиль припечатал к асфальту горный велосипед Джесси, бросив его на обочине дороги полумертвого, со сломанным позвоночником. Лучший друг Джесси, ехавший следом, погиб, и Джесси считал себя счастливчиком. Потребовался год лечения и упорных занятий физкультурой, чтобы частично восстановить работу ног. Со временем Джесси научился ходить на костылях. Однако предпочитал передвигаться в облегченном инвалидном кресле для спортсменов.

Держа на коленях кейс с бумагами, Блэкберн развернул кресло и двумя сильными толчками направил его по боковому проходу. Заметив наконец меня. Джесси сказал Брандту, чтобы тот его не ждал. Окинув меня быстрым, с оттенком сомнения взглядом, поверенный хлопнул Джесси по плечу и просочился на выход. Казалось, Брандт подумал: «Это он или она?»

Джесси обратился ко мне:

— Еще один день отдан защите правды, права и злобных грызунов. Боже, я люблю закон.

— И да вознаградит тебя благодарная нация. Что сказал Брандт?

— Хочет, чтобы я укротил свой язык. Никакой грубости в отношении калек. И еще он сказал, что сильно взволнован. Перед ним один калека травит другого, так что защита может использовать ситуацию, не чувствуя за собой никакой вины.

Я не стала комментировать. Привыкла к его обычным заморочкам.

— А что думаешь ты?

— Чувство вины хлещет через край.

— Брось, у тебя от рождения нет такого гена.

— Ну да, его получила ты, а не я. Из-за чего сегодня мучаешься?

Мы вышли из зала, и я заулыбалась:

— Беспокоит долг Гондураса.

Взглянув на мой траурный костюм, Джесси поинтересовался, как прошли похороны.

Я передала ему флайер «Оставшихся».

— Напомнило о подстрекательстве к бунту.

Он посмотрел на протянутый листок и, когда я показала на подпись под комиксом, проговорил:

— Ни фига себе!

— Джесси, это местная церковь. Боюсь, сие означает, что Табита уже в Санта-Барбаре.

Он ткнул пальцем в одну из картинок:

— Означает, что на это стоит посмотреть твоему брату.

Как ни ужасно, я действительно не обратила на картинку внимания. Горы в языках оранжевого пламени. Черные трещины скальных пород поглощают надпись «Голливуд», здание конгресса США и морского офицера в синей форме.

— Похоже, воссоединение и правда не входит в ее планы, — заметил Джесси. — Что будешь делать?

— Хочу предупредив Брайана, найти Табиту и выяснить, что, собственно, происходит. Может, Табита не связана с самой церковью? Не исключено, что она работает за деньги.

— Ты сама в это не веришь. Во всяком случае, не с ее прошлым.

«Снова все правильно, Блэкберн». Я отвернулась, стараясь не думать о наиболее вероятных намерениях Табиты. Джесси взял меня за руку:

— Что, если она вернулась за Люком?

Люку, сыну Брайана и Табиты, было всего шесть. Он жил со мной уже восемь месяцев, с тех пор как Табита ушла из семьи, а Брайана отправили за океан.

Джесси махнул флайером:

— Эван, все это очень скверно, не только не смешно. По-моему, бред сумасшедшего.

— Ты скажешь то же самое про церковную лотерею.

— Слушай… Если Табита в это поверила…

Я тяжело вздохнула:

— Знаю, Люк. Я должна найти ее.

Ген вины поселился во мне одновременно с распадом семейной жизни брата. Тупая боль, которая зудела и зудела все про одно и то же: «Я виновата, я виновата». Потому что именно я их познакомила.

Когда мы встретились, Табите Роубак было двадцать, и она работала официанткой в кафе, где я частенько ужинала. Настоящая пышка, бойкая и энергичная, с кудрявыми, томно падавшими на плечи черными волосами и звонким голосом, Табита выделялась на фоне общего бедлама. В те времена я только нарабатывала юридический опыт, всеми силами стараясь выбиться в люди. Сидя в кафе, я переводила бумагу с воодушевлением, граничившим с одержимостью. Однажды вечером Табита задержалась у моего столика. Замявшись, будто признается в чем-то неприличном, она сказала:

— Я понимаю, вам, наверное, неинтересно… В самом деле ведь я художница.

Табита присела рядом со мной. Сообщила, что увлекалась научной фантастикой — в тот момент я писала именно такой текст. Подлинной любовью девушки оказались произведения в стиле фэнтези: в них жили колдуны, искусные фехтовальщики и прекрасные принцессы.

Наклонившись ко мне, Табита спросила:

— В вашей повести есть драконы? Драконы — это что-то бесподобное.

Если обаяние молодой девушки и проявлялось немного по-детски, то лишь потому, что она едва научилась включать свое воображение. Табиту воспитывали в обстановке, не поощрявшей креативность, где дремучий фундаментализм и патологическое недоверие подавляли любые необычные способности.

В доме не разрешалось слушать обычную мирскую музыку. Тем более не поощрялась дружба с мальчиками. Не было книг о языческих богах и древней мифологии. Это чтение считали прикосновением к темным силам. Для матери Табиты прочитать «Смерть короля Артура» — все равно что осквернить святость семейных традиций.

Моя повесть рассказывала не о драконах. Однако, посетив кафе в очередной раз, я буквально наткнулась на Табиту. Ее глаза сверкали. Девушка сжимала в руках иллюстрации, сделанные к моему тексту.

Рисунки впечатляли буйством экспрессии и романтическим настроением: герой, борющийся с жестоким порывом ветра. Короче, все понравилось. Табита меня очаровала. И как только мой старший брат приехал, я их познакомила.