державой можно, только если не ввязываться в такие войны или ввязываться в них в ограниченном масштабе. Секрет столь долгого величия Великобритании заключался в том, что она вела войны на море и не пыталась превратить себя в военную силу по континентальному образцу. Гитлеру не было нужды советоваться с историками, чтобы это понять. Его постоянно тревожила неспособность Германии вести длительную войну, как и опасность, которая грозила его стране, если другие великие державы объединятся против нее. Рассуждая так, Гитлер оказывался дальновиднее немецких генералов, воображавших, что все будет прекрасно, если им только удастся вернуть Германию туда, где она была до наступления Людендорфа в марте 1918 г. При этом Гитлер не делал отсюда вывод, что притязания Германии на статус великой державы глупы. Следуя давнему примеру Британии, он вместо этого решил прибегнуть к обходному маневру. Там, где Британия полагалась на морское господство, Гитлер положился на плутовство. Он не стремился к войне, всеобщая война – последнее, чего он хотел[4]. Он желал наслаждаться плодами тотальной победы без тотальной войны; и благодаря глупости остальных он почти достиг своей цели. Другие державы считали, что стоят перед выбором: ввязаться в тотальную войну или покориться. Поначалу они решили покориться; потом они выбрали тотальную войну, и это привело Гитлера к финальному краху.

Это не предположения. Это факты, которые со всей убедительностью подтверждаются данными об уровне германских вооружений в годы перед Второй мировой войной и потом, в годы войны. Все это было бы очевидно уже очень давно, если бы людей не ослепляли две ошибки. До войны они слушали, что Гитлер говорит, – вместо того, чтобы смотреть, что он делает. После войны они, невзирая на факты, хотели возложить на него всю вину за случившееся. Это иллюстрируется, например, почти всеобщей убежденностью в том, что неизбирательные бомбардировки гражданского населения начал Гитлер, в то время как первыми к ним прибегли люди, определявшие британскую военную стратегию, причем наиболее честные из них даже этим гордились. Как бы там ни было, данные – бесстрастно проанализированные Бертоном Клейном – доступны всем желающим. Я уже приводил выводы Клейна о первом трехлетии правления Гитлера: вплоть до весны 1936 г. перевооружение Германии было по большей части мифом. И дело не только в том, что на предварительном этапе перевооружение, как это всегда бывает, не привело к наращиванию военной мощи. Дело в том, что никаких серьезных предварительных шагов вообще не предпринималось. Гитлер обманывал иностранные державы и германский народ не так, как было принято думать, а ровно наоборот. Он – или, точнее, Геринг – провозгласил: «Пушки вместо масла». Но на самом деле масло он ставил прежде пушек. Я позаимствовал кое-какие цифры из книги Клейна. Черчилль пишет, что, согласно двум независимым оценкам, сделанным в 1936 г., затраты Германии на перевооружение составили 12 млрд марок{9}. Реальная цифра не дотягивает и до 5 млрд. Сам Гитлер заявлял, что до начала войны нацистское правительство потратило на вооружение 90 млрд марок. В действительности совокупные государственные расходы Германии (как военные, так и невоенные) за период с 1933 по 1938 г. составили немногим более этой суммы. Перевооружение обошлось стране примерно в 40 млрд марок за шесть бюджетных лет до 31 марта 1939 г., а к началу войны суммарные затраты на производство оружия приблизились к 50 млрд{10}.

Клейн анализирует вопрос: почему перевооружение Германии осуществлялось в таких ограниченных масштабах? Для начала, Гитлер боялся лишиться популярности, если уровень жизни немцев снизится. Перевооружение ограниченного масштаба всего лишь замедляло его рост. И все равно немцы жили лучше, чем когда-либо раньше[5]. Кроме того, нацистский государственный аппарат был неэффективным, коррумпированным и дезорганизованным. Что еще важнее, Гитлер не хотел поднимать налоги и страшно боялся инфляции. Даже отставка Шахта на самом деле не сняла, как планировалось, финансовые ограничения. И что самое важное, Гитлер не начинал широкомасштабной подготовки к войне просто потому, что его «концепция ведения военных действий не требовала никакой подготовки». «Скорее всего, он планировал решать проблему жизненного пространства Германии по частям – с помощью череды мелких войн»{11}. К такому же выводу независимо пришел и я, изучая внешнеполитические документы; более того, я подозреваю, что Гитлер надеялся обойтись вообще без войны. Я согласен, что он не проводил четкой грани между политическими методами и мелкими войнами – такими как нападение на Польшу. Единственное, чего он не планировал (несмотря на то что такие планы ему часто приписывают), – так это большой войны.

Политическая стратегия Гитлера в значительной мере заключалась в том, чтобы создавать впечатление, что он готовит страну к большой войне, но в реальности ничего подобного не делать; и те, кто, подобно Черчиллю, бил по этому поводу тревогу, неосознанно играли ему на руку. Прием был совершенно новым и одурачил сразу всех. Раньше правительства тратили на вооружения больше, чем готовы были признать, – большинство из них поступает так до сих пор. Иногда это делалось с целью обмануть собственных граждан, иногда с целью обвести вокруг пальца предполагаемого противника. В 1909 г., например, многие британцы подозревали германское правительство в форсировании строительства военно-морского флота без одобрения рейхстага. Обвинения эти, скорее всего, были безосновательными. Но они оставили после себя стойкие подозрения, что немцы при первой возможности так и поступят; попытки уклониться от наложенных Версальским миром обязательств по разоружению, к которым после 1919 г. без особого успеха прибегали сменяющие друг друга правительства Германии, лишь укрепляли такие подозрения. Гитлер подливал масла в огонь этой подозрительности и пользовался ею. Тому есть превосходный пример. 28 ноября 1934 г. Стэнли Болдуин опроверг заявление Черчилля, утверждавшего, что мощь военно-воздушных сил Германии и Британии сравнялась. Данные Болдуина были верны; Черчилль, опиравшийся на цифры, которыми снабдил его профессор Линдеманн, ошибался. 24 марта 1935 г. сэр Джон Саймон и Энтони Иден посетили Гитлера. Тот сказал им, что немецкие военно-воздушные силы уже не уступают британским, а может, и превосходят их. Ему поверили моментально и продолжают верить до сих пор. Болдуин был посрамлен. Поднялась паника. Разве может быть так, чтобы государственный деятель преувеличивал уровень своих вооружений вместо того, чтобы скрывать его? Но Гитлер именно так и поступал.

Перевооружение Германии оставалось скорее мифом вплоть до весны 1936 г. Вот тогда Гитлер перевел его в плоскость реальности. Руководствовался он в первую очередь страхом перед Красной армией; естественно, Франция и Великобритания тоже принялись наращивать вооружения. На самом деле Гитлер участвовал в этой гонке наравне с другими, и не сказать, чтобы он сильно опережал остальных. В октябре 1936 г. он велел Герингу готовить немецкую армию и немецкую экономику к войне в перспективе четырех лет, однако каких бы то ни было конкретных требований не изложил[6]. В 1938/39 бюджетном году, в последний мирный год, Германия потратила на вооружение около 15 % валового национального продукта. Доля военных расходов Британии была практически такой же. Затраты Германии на перевооружение на самом деле сократились после заключения Мюнхенского соглашения и оставались на низком уровне, в силу чего к 1940 г. Британия далеко обогнала Германию по объему производства самолетов. Когда в 1939 г. разразилась война, в распоряжении Германии было 1450 современных истребителей и 800 бомбардировщиков; у Великобритании и Франции имелось 950 истребителей и 1300 бомбардировщиков. На вооружении Германии стояло 3500 танков; Великобритания и Франция располагали 3850 танками{12}. По каждому из этих пунктов разведка союзников переоценивала мощь Германии более чем вдвое. Как обычно, все были уверены, что Гитлер планирует большую войну и готовится к ней. В реальности он этого не делал.

Кто-то может возразить, что эти цифры по большому счету не важны. Какую бы нехватку оружия Германия ни испытывала на бумаге, при проверке реальностью Гитлер выиграл войну против двух великих держав Европы. Но говорить так – значит, вопреки совету Фредерика Мейтленда, судить из точки, где все уже случилось, а не из точки, где событиям еще только предстояло произойти. Да, Гитлер победил, но победил он по ошибке – по ошибке, которую