Все его неподвижное спокойствие испарилось, он впал в бешенство и, рыча, метался по комнате, заполняя собой все пространство. Шарф и шапку он швырнул на пол.

– Я убью этих сволочей!

Огонь, должно быть, тоже разгорелся, потому что Эви почувствовала, что стало невозможно жарко. Так страшно, так ужасно жарко…

Этот дом был записан на имя отца. Джек не женат, поэтому он не имеет права записать дом на себя. Их выгонят, и никакая ее кухня их не спасет. Это произошло, и произошло слишком рано.

Она хотела позвать мать, но прыжки Джека не давали ей пройти. Ее всю трясло, с ног до головы. Трясло и трясло.

– Прекрати! Прекрати! – Теперь она кричала вслух на саму себя. Джек обернулся.

– Все-все, лапушка. Извини. Все в порядке.

Она отмахнулась, устыдившись самой себя.

– Нет-нет, это я, я! Я просто должна перестать трястись. Должна. – Слова давались ей с трудом.

Джек шагнул вперед и обнял ее.

– Все будет хорошо. Честно, мы справимся, лапушка. Не волнуйся. Я найду, где нам жить. Я буду работать в две смены и смогу заплатить за жилье. Мне девятнадцать лет, я сильный, я отличный забойщик, не хуже других в шахте.

Его голос теперь тоже дрожал. Рядом с ней стоял не взрослый сильный мужчина, а испуганный мальчуган, понявший, что жизнь и надежды опять рухнули.

Они немного постояли вместе, потом она выпрямилась.

– Я смогу помочь больше, у меня будет…

Голос отца прервал ее:

– Послушайте меня.

Он стоял, полуобернувшись, не глядя на них. Трубку он положил на полку над очагом. Масляная лампа рядом с жестяной банкой, в которую их мать складывала деньги для оплаты жилья, совершенно закоптилась. Эви забыла ее помыть. Она должна это сделать вот прямо сейчас. Должна переломить их судьбу, должна все делать правильно. Она помоет лампу. Отец продолжал:

– Послушайте меня. Я ваш отец, я несу за вас ответственность, так что прекратите шуметь. Я не потерял работу, я поменял ее. Слышите? Я поменял работу.

Теперь он повернулся к ним лицом.

Джек отпустил ее. Они оба ничего не понимали. Как он мог поменять свою работу, ведь он был старший забойщик? Отец кашлянул, как будто в подтверждение своих слов, и взглянул на руку. Потом взял трубку с полки, стиснув ее так, что пальцы побелели.

Джек сделал шаг к нему, схватил его за руку и тряхнул с такой силой, что табак высыпался из трубки на коврик. Он пристально смотрел отцу в глаза. Тот не произносил ни слова. Оба молчали. Эви ничего не понимала. Что происходит между отцом и сыном?

– Мне предложили… – Голос отца был сиплым, как будто ему больно было произносить слова.

– Расскажи, – заговорил Джек, лицо его стало таким же белым, как все его недавно вымытое тело. У шахтеров всегда белое тело, потому что они не бывают на солнце. Интересно, почему в голове появляются такие глупые мысли именно в тот момент, когда происходит что-то ужасное? Она увидела, что папа стряхнул пальцы Джека, как будто не мог выносить его прикосновения. Теперь он поднял руку.

– Ради семьи. Я согласился на работу, которая всем нам поможет, вот и все.

Он напрягся, слегка приподнявшись на носках и сжавшись – такую позу принимает Джек, когда выходит на ринг. И брат как будто подражал ему. А ее они исключили – она осталась по другую сторону ринга.

– Что же ты сделал? – задал вопрос Джек, но его голос звучал так, будто он уже все знал или боялся, что знал. Его лицо теперь было лишь в дюйме от лица отца. – Что, черт побери, ты сделал?

Теперь он снова рычал.

– Предлагают только одну работу – крепильщика. Ты же не согласился на нее? Ни один Форбс не перейдет на сторону Ублюдка Брамптона. Нет, папа, нет!

Он отшатнулся и босыми ногами принялся пинать сушилку, стоявшую рядом с жестяным корытом. Эви бросилась вперед и стала оттаскивать его назад, как можно дальше от отца. Джек вывернулся. Она снова схватила его за плечо, стараясь держать крепче и радуясь, что мама на крыльце не видит всего этого. Не должна она это видеть.

– Подожди, Джек, дай папе сказать. – Голос ее теперь был ровным и напряженным. – Пусть он говорит.

Она переместилась и встала между ними, тяжело дыша от страха и потрясения, потому что в воцарившемся молчании Эви поняла по смущенному выражению глаз отца, что да, Боб Форбс действительно перешел на другую сторону. В шахте Брамптона крепильщики не должны были состоять в профсоюзе горнорабочих, они состояли в профсоюзе Брамптона, эдаком «клубе руководства». Таков был метод Брамптона управлять шахтами. Он натравливал одних на других, тем самым ослабляя их, разделяя и властвуя.

Отец снова заговорил, по-прежнему стиснув трубку.

– Работу мне предложили, когда Фред Скривенс потерял ноги. Хороший заработок, и вовсе не в управлении, как ты думаешь, Джек. Это работа десятника по креплению, я отвечаю за безопасность, и, повторяю, заработок очень хороший. Как крепильщик я вместе с другими постепенно лишу Брамптона возможности разделять нас. Я стану возводить мост между шахтерами и управлением. Кроме того, нам нужны все деньги, которые мы только сможем заработать, и как можно скорее, потому что никто не знает, какие условия нам предложат, когда в силу вступит Акт о восьмичасовом рабочем дне[3]. Но то, что я знаю наверняка, это что нас ожидают большие беды, и ты это тоже знаешь.

Папа замолчал. С минуту ни один не произносил ни слова. Оба стояли замерев.

Никогда, Эви знала, она не забудет этой сцены – две неподвижные фигуры друг против друга перед пылающим очагом, с одной стороны папино кресло, с другой – мамино. В полной тишине слышно было только тиканье часов да треск и гудение огня, бросавшего отблески на сушилку, корыто, циновку, шкафчик для посуды, который они когда-то нашли на берегу, когда собирали уголь и принесенные морем доски.

– Подумай об этом, мой мальчик, ведь в следующем году мы перейдем с двенадцатичасовой смены на восьмичасовую, а нас кто-нибудь спросил об условиях? Представители профсоюза взялись протолкнуть соглашение. А ты слышал, что они обсуждают? Кто-нибудь слышал? Нас обошли, и теперь из-за этого идет уже речь о забастовке. Кто знает, сколько времени у нас есть, чтобы накопить деньги и на забастовку, и на дом? Кто знает, сколько времени у меня есть, чтобы попытаться соединить обе стороны, если я вообще смогу это сделать. Тут есть чем заниматься.

Отец махнул трубкой. Джек дернул головой, как будто не мог дольше сдерживаться, но не перебивал.

– Ублюдок Брамптон уже потирает руки, он думает, что вся выгода от этих перемен пойдет ему в карман. Он владелец, а они все делают всегда одно и то же, ты сам знаешь. Да, он будет соблюдать требования этого закона, он введет еще одну смену, но сдельные расценки, чтобы компенсировать заработки при более короткой смене, он не введет, он, черт побери, просто урежет их, если судить по тому, как это делалось раньше. И мы все пострадаем. Я, скорее всего, узнаю заранее о том, что готовится. И расскажу тебе. Вы с Джебом разберетесь с этим и решите, что делать. Заранее. А я сделаю все возможное, чтобы крепильщики внимательнее относились к людям и более тщательно проводили проверки. Мы теряем много людей, слишком много. Я уже давно об этом думаю.