– Мисс Мэнтон сказала, что устроит меня в Истерли Холл, а ее старая повариха научит меня всему, что знает. Я должна идти туда работать, я обещала охранять миссис Мур, потому что у нее болят руки из-за ревматизма, и я буду это делать так долго, как это понадобится, в благодарность за доброту мисс Мэнтон. Я хочу отправиться туда еще и потому, что мне нужно иметь возможность видеть вас всех как можно чаще. Я должна отправиться туда, потому что без помощи мисс Мэнтон мне бы пришлось ждать такого места гораздо дольше. Я должна отправиться туда, потому что хочу вытащить вас всех из этой шахты, Джек. Ты знаешь, я хочу открыть собственную гостиницу. Я хочу, чтобы нам больше не грозили опасности. Я могу это сделать. Я могу готовить…

Джек зажал ей рот рукой.

– Хватит. Хватит.

Он засмеялся, а потом вдруг стал серьезен. Серьезен как никогда.

– Я был не прав. Это твоя жизнь. Да, я с ненавистью думаю о том, что ты будешь работать на Брамптонов, но к тебе у меня нет ненависти. Я просто разозлился, а мама наказала меня за это.

Он потер ухо.

– Черт, да она одной левой выиграла бы любой бой на кулаках. Но понимаешь, Эви, я хочу остаться в шахте. Я шахтер. Мои марра – шахтеры. Они – моя семья, так же как и ты.

Он убрал руку с ее рта, и она попыталась перебить его, но он продолжал:

– Более того, это мой долг. Спасибо маме, папе и Джебу, я могу теперь разговоры разговаривать, когда мне это нужно, могу стараться, чтобы люди получали все лучшее, чего они заслуживают, и чтобы работа в шахте была безопасной настолько, насколько это возможно, и чтобы мы все как следует зарабатывали. Столько нужно сделать, что я не могу уйти и не уйду. Но ты права, Тимми там нечего делать. Мы должны выкупить этот дом.

Он теребил подстилку. Воробьи метались над ивами, в голубом небе скользили подгоняемые ветерком облака. Она хотела что-то сказать, но поняла, что он еще не закончил.

– Я знаю, почему папа это сделал, и, если он сможет изменить отношение к нам со стороны руководства, замечательно, только я не вижу как. И главное, ему угрожает опасность. Ему придется выбивать эти чертовы опоры из-под выработанных пластов, чтобы использовать их заново в другом месте, а когда он будет обследовать крышу, она может рухнуть. Ты знаешь это. Я знаю это. И я не хочу, чтобы он причинил себе вред. Уже хватает того, что в груди у него бог знает что творится.

Она сказала:

– Ему самому это слишком хорошо известно, и он будет осторожен, а не то придется иметь дело с мамой, а уж он-то знает, что лучше до этого не доводить.

Оба засмеялись, но в глубине души им было не до смеха. Все слишком серьезно, и к тому же им предстоит прощаться. Таких разговоров больше не будет, потому что их пути расходились. Она больше не ребенок, и их жизни теперь пойдут раздельно. Она только повторила:

– Я хочу, чтобы ты ушел из шахты.

Он покачал головой.

– Когда-нибудь, может быть, но сейчас смешно об этом говорить. Мы теперь оба в логове льва, малышка. Ты точно так же, как и я.

Она смотрела на него. Да, так оно и есть. Ей пришла в голову еще одна мысль. Она схватила его за локоть.

– Послушай, Джек, там у меня будет возможность ловить любые слухи, связанные с шахтой. Этим можно воспользоваться.

Джек отвернулся от ручья и посмотрел на нее, потом задумчиво кивнул.

– Угу, можно и так. Но помни, что ты должна быть очень осторожна, малышка. Я не хочу, чтобы у тебя отняли твою мечту.

Они смотрели, как зимородок камнем упал в воду и понесся к источнику. Эви купалась в этом ручье несчетное число раз с Джеком, Саймоном и Тимми. Что ж, жизнь может отнять мечту, но не прошлое. Она заплакала, и Джек тоже. Уткнувшись ему в плечо, она высказала вслух свои планы.

– Через пять лет я хочу быть в «Вермонте» в Ньюкасле и научиться там всему, что будет необходимо для нашей собственной гостиницы.

Она оглянулась на зимородка, а Джек принялся рассказывать ей об Ирландии, где уже назревали сражения между протестантами и католиками, о том, что Германия уже строит боевые корабли, собираясь бросить вызов мировому владычеству Великобритании. И это еще не все: британские рабочие почувствовали свою силу.

– У нас теперь есть своя политическая партия, ей-богу! Ты только представь: Независимая партия труда. Черт, да тут и до революции может дойти. Радуйся каждому дню, Эви, такому, каков он есть, потому что кто знает, что нас ждет впереди.

Эви тоже читала газеты, но она не слишком верила красивым словам.

– Войны не будет, мы же не такие идиоты, и в любом случае, даже если война начнется, она будет между католиками и протестантами в Ирландии, а если Германия захочет поссориться с нами, это будут сражения между армиями, а не между простыми людьми. И революции не будет. Не так уже много рабочих обозлены. Моя забота – это ты, папа и Тимми, ваша безопасность в Оулд Мод.

Она схватила его за руку.

– Продолжай свою работу в профсоюзе, но помни самое важное: твоя работа должна быть безопасной.

Джек пожал плечами.

– Это уж как повезет.

Она больше не пыталась найти зимородка и всматривалась в глубину ручья. Вода журчала среди камешков запруды. Она проворчала:

– Это уж как ты будешь прислушиваться к шороху крыши, когда она начнет падать, чтобы вовремя убраться оттуда. Как ты будешь стараться не рисковать. И да, как повезет. Старайся – и тебе повезет.

Они съели все, что у них было с собой.

Эви и Джек прибыли в Истерли Холл вовремя. Сам особняк был построен во времена Георга III, монарха изрядно оплеванного, по словам мисс Мэнтон, которая сказала, что он не был совсем уже чокнутый, а просто у него было небольшое отклонение. Истерли Холл спроектировал молодой итальянский архитектор, позже он сбежал во Флоренцию вместе с хозяйкой дома, из-за чего владелец продал его своему кузену, а сам отбыл в Лондон. Род прекратился, и пять лет назад дом купили Брамптоны.

Каким бы страшным грешником ни был молодой архитектор, чувство стиля у него было безупречным. Эви отметила это еще в первый раз, когда была здесь, и теперь она снова подумала об этом, когда Джек подъехал к особняку по дороге, по которой к дому подъезжали повозки торговцев. Дорога была скрыта от парадной, посыпанной гравием аллеи, тисовой изгородью, предположительно чтобы не оскорблять взор леди Брамптон, точно так же, как хозяйку Истерли Холла мог бы оскорбить вид Эви сзади, если бы девушка не вышла из комнаты, пятясь. Сквозь разрывы в зеленой изгороди можно было видеть, что гравиевая аллея проходит мимо просторной лужайки, в центре которой рос кедр.

– Этот кедр посадили по указанию итальянского архитектора, так что никто бы не удивился, если рогатый супруг приказал бы изрубить его на поленья и сжечь в печке. Я лично так бы и сделала, – прошептала Эви на ухо Джеку. Он тихонько рассмеялся.