Проснулся Родик от яркого света, бившего через полузакрытую штору. В спальне никого не было. Родик посмотрел на будильник и удивился: уже около двух часов дня. Вставать не хотелось. По телу разливалась томительная усталость.

— Лена, Наташа! — крикнул он.

Дверь открылась, и на пороге появилась жена:

— Проснулся, пьяница? Обедать будешь?

— Не хочется. Вернее, чего-то хочется, но чего — не знаю. Дай чего-нибудь вкусненького и холодненького.

— Да ну тебя… Иди лучше обедать. Супа похлебай. Тебе жидкого и горячего надо.

— Не-е-е. Зажимаешь вкусненькое, тогда буду валяться до вечера. У меня воскресенье.

— Ну и валяйся. В кои веки ты свободен… Сходили бы куда-нибудь, погуляли. С ребенком пообщался бы. Мы же скоро уедем в круиз на пароходе. Так все лето и пройдет.

— А что ты предлагаешь?

— Вставай. Приводи себя в порядок, и поехали гулять. Погода прекрасная.

— Хорошо. Через час буду готов. Только давай не на ВДНХ и не в Парк культуры. Там все стало безликим и безрадостным. У меня и без того настроение плохое. Может, в Коломенское? Заодно зайдем в гости к Льву Марковичу. Они с Ираидой Захаровной давно нас зовут. Скучают старики. Они к Наташке как относятся… Да и ей со Львом интересно. Он из своего журнала «КВАНТ» ей всякие истории научно-познавательные рассказывает. Когда я с ним последний раз виделся, он говорил, что для Наташки какой-то дореволюционный альбом художественный нашел. Что-то уникальное. Ты же знаешь, что журнал практически прикрыли. Он где-то в редакции формально числится, но делать ему там ничего не дают. А он так не привык. Чувствует себя брошенным. Мечется между созданием какого-то еврейского Центра и конгрессом соотечественников. Меня всякими задачками пытает, а мне, по правде, не до него. Он, по-моему, обижается. Тут попросил съездить с ним в представительство по продаже «Жигулей». Там всем его ученик заправляет, он какой-то эксклюзив от завода имеет. Кандидат наук, но по виду аферист. Все на миллионы считает. Я старика не стал расстраивать. Похвалил. Так он иззвонился — мол, давай этим бизнесом займемся. Даже не знаю, как ему отказать… Кстати, новые песни Юлика послушаем. Я его творчество очень люблю. Его ни с кем даже сравнивать нельзя. Визбор отдыхает…

— Поехали. Только Льва Марковича надо предупредить. Вдруг у них другие планы.

— Пока я моюсь-бреюсь, позвони им. Думаю, что старики дома и будут рады.

В Коломенском Родик уверенно повел дочь и жену на берег Москвы-реки. Он очень любил этот уголок города.

Институт, в котором учился Родик, располагался совсем рядом, и он со студенческой компанией проводил здесь много времени. Знал каждый закоулок, а некоторые места даже вызывали трепет в его душе. Повинуясь порыву, он вдруг захотел показать дочке и жене одно из чудес. Взяв Наташу за руку, он повлек ее за собой. Лена заспешила следом. Миновав овраг и поднявшись на горку, они увидели часовенку, а вокруг старое кладбище.

— Смотрите. Скамейка моя любимая сохранилась! — воскликнул Родик. — Пойдемте посидим. Оттуда такой вид открывается.

— Это же кладбище, — воспротивилась жена.

— Кладбище. Очень старое… Не надо бояться кладбищ. В студенческие годы мы тут даже иногда выпивали. Думаю, те, кто здесь похоронен, не обижались, да и сейчас не обидятся. Идите сюда.

Жена и дочь послушались и нехотя подошли.

— Ну как? — зачарованно спросил Родик и, помолчав, добавил: — Я хотел бы, чтобы меня похоронили здесь.

— Тьфу. Несешь незнамо что, — возмутилась жена. — Пить надо меньше.

— Жизнь и смерть всегда рядом. Не вижу ничего плохого в мыслях о смерти. Не путай их с желанием умереть. Я умирать пока не собираюсь. Посмотри, какое место. Чувствуешь?..

— Место красивое…

— Да-а-а, — разочарованно протянул Родик. — Ну ладно. Вы идите, а я еще несколько минут здесь побуду и вас догоню.

Он присел на скамейку, но ожидаемые ощущения не посетили его. Ему вспомнились счастливые студенческие годы, друзья, с которыми он, после празднования защиты докторской диссертации, перестал общаться, обидевшись на их зависть. Захотелось все простить и вернуть прежние отношения. Зачесались глаза, и он инстинктивно помассировал их пальцами. Желая остановить нахлынувшую волну сентиментальности, встал и попытался через кроны деревьев разглядеть здания института, но их не было видно. Он опять опустился на скамейку и грустно заключил:

— Та жизнь ушла. Так и должно быть, не надо жалеть. Можно только оборачиваться, иногда совершая путешествия в прошлое. А жить нужно только настоящим и будущим. Ностальгия — удел никчемных и слабых людей, а сентиментальность вообще недопустима.

Он посмотрел туда, куда ушли жена и дочь. Их уже не было видно.

Родик крикнул:

— Лена, Наташа, подождите!

Ответа он не услышал. Встал со скамейки и, как в детстве, не оборачиваясь, большими прыжками понесся с горы. Вскоре он догнал взявшихся за руки дочь и жену и с разгона вклинился между ними. Обнял и поцеловал сначала Лену, потом Наташу.

Остаток воскресенья прошел замечательно. Нагулявшись, пошли к Льву Марковичу. Там уже был накрыт стол. Пока ждали прихода других гостей, Родик сыграл со Львом Марковичем партию в шахматы. Потом ужинали, немного выпивали, слушали под аккомпанемент гитары песни, недавно сочиненных соседом — знаменитым бардом. Хвалили. Говорили ни о чем.

Все это заглушило ненадолго чувства тревоги и беспомощности, царящие в душе Родика последние дни. Однако стоило ему в понедельник утром пересечь порог офиса, как неприятные ощущения вернулись. Когда он просматривал накопившиеся бумаги, в кабинет без стука вошла главный бухгалтер Валентина Петровна с ворохом платежек. Подписывая их, Родик, скорее по инерции, поинтересовался:

— Что-то вы проигнорировали наше субботнее мероприятие.

— Никак не могла вырваться, — посетовала Валентина Петровна. — Домашние дела, неотложные. На неделе ничего не успеваю… Отчеты. Да еще проблема с китайским платежом. У меня самые плохие предчувствия. Хуже нет, чем неопределенность. Надо срочно прояснять ситуацию.

— Я пытался. Никто ничего не знает. Сегодня у меня в одиннадцать оперативка. Буду всех озадачивать, а вы еще раз в банк позвоните, хотя вряд ли это что-то даст.

— Звонила. Вы правы — ничего нового. Я вот им запрос составила. Подпишите.

— Запрос — это хорошо, — бегло просмотрев текст, кивнул Родик. — Однако денег от него не прибавится. Допишите в конце, что мы вынуждены обратиться в суд. Подготовьте мне все копии платежных документов, я передам их юристу. Да, еще… Назовите эту бумагу «претензией», и пусть ее подпишет Григорий Михайлович.

— Хорошо. До обеда постараюсь сделать.

В дверь заглянула Серафима:

— Совещание не отменяется? — спросила она.