Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зойка загадывает желание, не знаю, что в этом году, обычно игрушки, но сейчас надувает щёки и готовится так, будто боится, что оно не сбудется, если с первого раза не удастся затушить. Но моё желание: чтобы той девки никогда не было в моей жизни, уже не сбудется никогда. Она есть. И не только она, скоро на свете станет на одного ребёнка больше, на одного Ждановского ребёнка больше.
Зойка готовилась, просила меня зажигать ей свечки, а потом дула, видимо, что-то серьёзное на этот раз. Вижу, как краснеет, потому что не хватает воздуха, но продолжает дуть.
Я рядом с ней в этот момент, держу за руку, пока она пытается выиграть себе желание. Мой муж сейчас держит за руку другую женщину, и я снова сжимаю зубы, чтобы не зареветь.
Глава 4
Денис вернулся, когда гости разошлись, а Зою я уложила в постель, говоря, что папу задержали на работе. Ну а что мне было ещё сказать своей принцессе? Она так ждала праздника, и его испортили. А я должна ещё и правду про Дениса поведать для полного счастья?
Пусть хотя бы она чувствует себя счастливой.
Сижу в комнате, опершись на кровать. Прямо на полу, оплакивая неудавшуюся жизнь и ковёр.
Бутылка вина почти закончилась, потому что я заливала в себя очередной бокал. С алкоголем у меня небольшие проблемы, если уж начинаю пить, то не могу остановиться, потому предпочитаю зачастую не начинать это дело. Но сегодня сам Бог велел. Хотя, зачем богохульствовать, вопрос явно не божественный, а очень даже низменный.
Если взять одного неверного козла и сучку, которая хочет, то результат будет вполне ожидаемый.
- Ты тут? - Денис включает свет, и я закрываюсь от яркой лампочки, отворачивая голову в сторону. Пусть видит меня раздавленной, зарёванной, убитой. Это его рук дело. Хотя, про какие руки я вообще говорю, тут вопрос в другой части.
- Тут, - криво усмехаюсь, доливая остаток, и ставлю бутылку на ковёр, но она опрокидывается. Остатки красного выливаются, и я смотрю, как мягкий ворс становится бордовым, не торопясь поднимать посуду. В другой бы раз ойкнула, поспешно пытаясь всё исправить, но не теперь.
– Выпьем за твоего сына?! – поднимаю тост, чувствуя, как во мне плещется боль и обида, а еще как минимум полторы бутылки красного, а потом выливаю остатки сюда же. Медленно, тонкой струйкой, пока Жданов смотрит на это, застыв в дверях, а потом закрывает её и подходит ближе. К чёрту химчистка, этот ковёр будет напоминать мне всегда о том, что произошло. Его не спасти, как и наш брак. Но я так люблю мужа…
- Или у тебя вторая дочка?! – интересуюсь. – Ювелир?
Всегда заботилась о том, как выгляжу. Хотелось быть для него красивой. Я же буквально боготворила человека, который пошёл против родительской воли. Говорил, любовь. А мне казалось, что сказка воплотилась в жизнь, так всё было нереально.
Меня не сразу приняли. Кому хочется полудикую пацанку из детдома видеть в качестве жены сына? Без роду и без племени, как любит говорить моя любимая свекровь. Мы с ней вообще редко общаемся, даже сегодня она не пришла на праздник, сказала, что поздравит внучку потом. Обидно за Зойку, но что делать, я не в силах влиять на дорогую Аллу Олеговну.
Сейчас сижу с поплывшей по лицу тушью, раскрутившимися кудрями и в помятом платье с отпечатком шоколадного пальца дочки в районе бедра.
- Всё сказала? – звучит его голос, и понимаю, что пьян. Это в честь рождения нового ребёнка или старого? Или набраться смелости? - На хрена ковёр испортила?
Руки в карманах, смотрит сверху вниз, уголок губ слегка вздёрнут, и кажусь себе маленькой и беззащитной.
- Ракитина, дрянь такая, ты зачем простынь испортила? – шипит мымра. Старая дева, ненавидящая детей, особенно меня. Раиса Геннадьевна, даже имя под стать. За каждую провинность доставалось по полной. Смотрит на кровавое пятно на казённой вещи, случайное. Я не самоубийца, чтобы совершать такое. И на её лице разливается удовольствие. Сейчас меня накажут.
Вариантов несколько. Мымра любит раздевать догола и ставить к стене на гречку, бить палкой, если в скором времени не ожидается проверка, или же жечь огнём. Пожалуй, последнее самое нестерпимое и её излюбленное. И она знает, когда перестать, чтобы не навлечь на себя подозрений. После Пашки Ефремова знает, у которого теперь тело изуродовано.
Хочется сбежать, но некуда. Потому, сжавшись внутреннее, жду, что будет дальше.
- Какого чёрта ты портишь вещи? – рычит Денис, и я сжимаюсь, вздрагиваю, вспоминая Раису. Думала, она давно закрыта за дверью, за семью замками, но теперь бьётся кулаками в хлипкое полотно, выбираясь воспоминаниями.
Денис старался быть со мной ласковым, зная: за забором было тяжело. Но я никогда не рассказывала о том, что пережила. Говорила, что хочу начать заново, что просто забуду, как страшный сон. Жданов оплатил психолога, и мне казалось, я смогла стать другой. Не зажатой и забитой, я расправила плечи и почувствовала себя женщиной, которую любят. Любили…
Жданов редко пил, вернее, напивался. Просто посидеть с бокалом пива или пропустить пару стопок - было нормально, но вот в таком виде я лицезрела его всего дважды: на свадьбе лучшего друга, и после его гибели. Агрессия смешивалась с неадекватностью, и я не узнавала человека.
Сегодня был третий раз. Повод своеобразный.
Самосохранение говорило мне не лезть на рожон, и я привыкла доверять этому чувству. Благодаря ему жива. Но вино добавляло смелости, словно обещая: он мне ничего не сделает. Никогда не верьте вину.
Кажется, алкоголь ещё сильнее дал мне в голову, и я так устала, что немыслимо захотелось спать. Боюсь говорить, боюсь слушать, боюсь…
- Слава, - муж хватает меня за локоть, и я вмиг оказываюсь на ногах, распахивая глаза. Страх обдаёт первым, за ним ненависть. Вижу красивое лицо, искажённое злобой. Залезть бы в эту минуту к нему в голову, чтобы понять: чем он думал, когда заводил вторую семью.
- Пусти, - дёргаю
