сам свято исполнял свои отеческие обязанности, т. е. пока не отделял своих интересов от интересов целого рода, пока не переставал смотреть на каждого младшего, как на собственного сына, не делая никакого различия между ближними и отдаленными родичами, сохраняя между ними строгую справедливость.

Как же скоро старший в роде пренебрегал своими отеческими обязанностями, как скоро предпочитал собственные выгоды, выгоды детей своих интересам родичей, то он терял свое значение старшего и отца, все его права, равно как обязанности младших к нему, рушились, его власть заменялась или общим родовым советом, или, в случае раздора между князьями, каждый из них действовал, защищал свои права как умел и как мог.

Так, когда Всеволод Ольгович, доставши киевский стол, пренебрег интересами рода Святославова, которого был старшим, и для выгод собственного сына искал дружбы Мстиславичей, не давал хороших волостей братьям, то последние сказали ему: «Ты нам брат старший, аже ны не даси, а нам самим о соби поискати… и не любяхуть сего Ольговичи, братья Всеволожа, и поропташа нань, оже любовь имееть с Мьстиславичи с шюрьями своими, а с нашими ворогы, и осажался ими около, а нам на безголовие и безъместье и собе»{24}. Так, Ростислав Юрьевич, видя несправедливость отца, не давшего ему волости, отступил от него и обратился ко врагу его Изяславу Мстиславичу; последний при этом случае говорит, что отец Ростислава Юрий старше их всех, но что они, младшие, не могут признать этого старшинства, ибо Юрий не исполняет своих обязанностей в отношении к ним, и что он, Изяслав, принял в таком случае старшинство на себя и клянется выполнять свои отеческие обязанности: «Всих нас старей отец твой, но с нами не умеет жити, а мне дай Бог вас, братью свою, всю имети и весь род свой в правду, ако и душю свою»{25}.

Наконец, младшие отказывали в повиновении старшему, если тот хотел обращаться с ними не по-родственному, не как с сыновьями, а как с подчиненными правителями, подручниками. Так, Мстислав Ростиславич говорит Андрею Боголюбскому: «Мы тя до сих мест акы отца имели по любви; аже еси с сякыми речьми прислал, не акы к князю, но акы к подручнику и просту человеку, а что умыслил еси, а тое дей, а Бог за всем»{26}.

Обязанность старшего блюсти выгоды своего рода, иметь всех своих родичей «ако и душю» не позволяла ему считать себя полновластным владельцем родовой собственности, располагать ею по произволу, он был только совладельцем с младшими родичами и распоряжал волостями сообща с ними; этим объясняются множественные формы, встречаемые в летописи, — посадиша, выгнаша и проч., которыми означается распоряжение целого рода, хотя, по-видимому, действует один в. князь, напр., «преставись Вячеслав, сын Ярославль, в Смоленске, и посадиша Игоря в Смоленску»{27}. Вот почему старший в роде, бывший другим в отца место, по занятии старшего стола делал ряд с младшею братьею касательно распределения родовой собственности: «Вячеслав же посла по Святослава по Всеволодича, река ему: «Ты еси Ростиславу сын любимый, тако же и мне; а поеди семо ко мне, перебуди же, у мене Киев, доколе же придеть Ростислав, а тогда ряд вси учиним»{28}. Или: «Иде Святослав к Любчю и призва к собе братью свою, Ярослава, Игоря, Всеволода; ряды ему деющю, еде же удеяся велико зло в Киев и проч.»{29}.

При этих рядах определяли не только, какому князю владеть какою волостию, но также известные правила, с которыми должны были сообразоваться князья в своем поведении, напр.: «Молвяше же Романови Святослав: «Брате! Я не ищу под тобою ничего же, но ряд наш так есть: оже ся князь извинить, то в волость, а муж у голову»{30}. После, когда права разных князей на старшинство запутались, то князья делали друг с другом ряды — если кто-нибудь из них получит старшинство, то чтобы отдал другому какую-нибудь область: «Святослав же нача слати к Ярославу с жалобою, река ему: «На чем еси целовал крест, а помяни первый ряд; рекли бо еси, оже я сяду в Киеве, то я тебе наделю, пакы ли ты сядеши в Киеве, то ты мене надели; ныне же ты сел еси, право ли, криво ли — надели же мене»{31}.

Ясно, что если каждый в. князь должен был делать ряды с братиею, то завещания в Древней Руси существовать не могло, ибо завещание показывает, что завещатель имеет право располагать собственностию по произволу.

b) Как приобреталось великокняжеское достоинство, или старшинство, в роде?

Первым, главным правом на великокняжеское достоинство было старшинство физическое, след., дядя имел первенство над племянником, старший брат над младшим, муж старшей сестры над младшими шурьями, старший шурин над младшими зятьями: «Рюрикже… размыслив, с мужи своими угадав, бе бо Святослав старей леты, и урядився с ним съступися ему старейшинства и Киева»{32}. Касательно старшинства дяди пред племянниками Изяслав Мстиславич говорит о Вячеславе Владимировиче: «Асе ми есть яко отец стрый свой»{33}. В другом месте: «Язь Киева не собе ищю, но он отец мой Вячеслав брат старей, а тому его ищю»{34}. Ростислав Мстиславич говорит Юрию Долгорукому: «Отче! Кланяютися, стрый ми еси яко отец»{35}. Касательно преимущества старшего брата над младшим св. Борис говорит про Святополка: «Тось ми буди в отца место»{36}. О праве старшего зятя над младшими шурьями Изяслав Мстиславич говорит: «Всеволода есмь имел в правду брата старишаго, занеже ми брат и зять старей меня яко отец»{37}. Король венгерский Гейза, женатый на младшей сестре Изяслава Мстиславича, не иначе зовет последнего, как отцом: «То же время король приела к Изяславу, река: «Отце! Кланяютися. и проч.»{38}.

Итак, по первому, естественному представлению о старшинстве дядя постоянно имел право пред племянником. Но теперь обратим внимание на второе представление: по смерти отца старший брат заступал его место для младших, становился отцом в отношении к ним, след., его дети должны были стать братьями дядьям своим; и точно такое представление существовало при родовых княжеских отношениях, ибо мы видим, что сыновья старшего брата называются братьями дядьям своим. Так, Юрий Долгорукий говорит племяннику Изяславу Мстиславичу: «Се, брате, на мя еси приходил» и проч.{39} Тот