С вокзала мы шли в строю плечом к плечу. В бане усердно терли мочалкой спину друг другу. А потом, когда получили обмундирование, вместе примеряли кирзовые сапоги, гимнастерки, шинели, подпоясывались ремнями… Не узнать было Али в новой военной форме. Да и я тоже, наверное, был не похож сам на себя.

Нашего взводного командира временно замещал Маевский, голубоглазый сержант. Рост у Маевского был незавидный, но плечи так широки, что в шутку называли его квадратом. Этот необычайно подвижный, с могучим басом «квадрат» учил нас многому, и в первую очередь расторопности. Надо было иметь сноровку, чтобы поутру вмиг одеться, обуться, заправить кровать и выскочить из казармы на спортивную площадку.

Али никому не уступал в ловкости. Любое дело было ему по плечу, только вот голова у него, как он сам говорил, работала «мало-мало». На политзанятиях или в часы спецподготовки он почти не понимал того, о чем рассказывали командиры, и это его огорчало больше всего.

Как-то под вечер, когда мы сели подшивать свежие подворотнички, Али вызвали «наверх» — верхом солдаты именовали второй этаж казармы, где размещались наши классы, библиотека и канцелярия. Долго не возвращался Али. Я успел вычистить пуговицы, побрился. От нечего делать раскрыл какую-то брошюру, как вдруг — он. Расстроенный. В дверях снял шапку, скомкал ее в руке. Подойдя к окну, задумался.

— Ты чего? — спросил я. Али не ответил.

— Зачем тебя вызывали?

Он обернулся резко — в глазах слезы.

— Вызывали… Товарища капитан вызывали… Говорит, надо идти повар…

До меня дошло, наконец, что капитан Гусев, командир нашей роты, хочет перевести Ниязова В столовую. Что ж, быть поваром тоже почетно. Так я и сказал Али. И очень пожалел, что сказал. Его густые черные брови взметнулись кверху, взгляд прострелил меня насквозь. Разве он, Али, не рассказывал мне, как доволен, что попал в связисты? Разве не говорил, что его старший брат Нурман тоже был связистом и погиб на войне? Нурмана должен заменить он — Али. Он хочет освоить ту же военную специальность, какой владел брат. Хочет, но… завтра его откомандируют на кухню. Кашеварить.

— Знаешь что? — неожиданно вырвалось у меня. — Я поговорю с капитаном!

Али безнадежно махнул рукой и снова повернулся к окну: дескать, пустая затея.

— Выше голову, Али!

Я не знал, что буду говорить капитану, когда поднялся наверх и постучал в дверь канцелярии.

Вошел, козырнул — грудь колесом. Гусев, молодой, лет на восемь старше меня офицер, сидел за столом, писал что-то. Отложив ручку в сторону, поглядел на меня — лицо худощавое, с высоким лбом.

— В чем дело?

— Мне… я, товарищ капитан, насчет Ниязова.

— Вот как!

Я немного стушевался, чувствуя на себе пристальный взгляд Гусева, а потом стал выкладывать все, что знал про Али, про его брата Нурмана. Уверен, что все это было известно ему не хуже, чем мне, но тем не менее он слушал внимательно.

Тут появился с какими-то бумагами в руках сержант Маевский. Я вспомнил, что не спросил у него разрешения обратиться к Гусеву — нарушил устав, и это сбило меня с толку.

— Говорите, — подбодрил Гусев, — говорите дальше…

Дальше — чего уж там! Я закончил свой рассказ просьбой не переводить Ниязова в столовую.

— Он же хороший солдат! — вырвалось у меня.

— Да, — густо бася, подтвердил Маевский, — дисциплина у него в порядке.

— Дисциплинирован — это хорошо, — задумчиво сказал капитан и, явно сожалея, добавил: — Если бы Ниязов хорошо знал русский язык…

— Он будет знать.

— Ну, ну…

— Точно, товарищ капитан. Я помогу Ниязову, постараюсь изо всех сил.

Командир испытующе глянул на меня, затем перевел глаза на сержанта.

— А вы как думаете?

— Думаю, товарищ капитан, что не мешает попробовать… — ответил Маевский. — Помочь Ниязову — толк будет!

Из канцелярии я вышел четко, как подобает солдату в таком случае. А за дверью меня точно вихрь подхватил.

— Али! — заорал я, влетая в казарму.

— Слышишь, Али? Ты будешь связистом!

Слово в слово я передал свой разговор с капитаном, и в глазах Али словно зарница блеснула. Он до хруста сжал мне пальцы.

— Спасибо, друг! Учить будем, читать будем…

Занятия начали в тот же день. Сержант Маевский раздобыл где-то учебник для не русскоязычных солдат. Правда, книга эта не особенно обрадовала Али: в ней были сплошь военные тексты. Али решил начать с азов, которые познал когда-то в школе, и купил букварь.

Забавно было наблюдать за Али — как он, шелестя в свободную минуту страницами букваря, выговаривал по слогам:

— Ма-ма, ра-ма…

Узкие глаза его были серьезны, и весь он, собранный и настороженный, замирал, точно прислушиваясь к своему голосу.

Много встречалось неясного, и он засыпал меня потешными вопросами:

— Муха есть муха… А что такое черемуха?

Или:

— Штык — от слова «штыкать»?

Память у Али была хорошая, слова он схватывал быстро. Также солдат обладал и воображением. Каждое слово, которое он заучивал, рисовало перед его глазами целую картину: маленький, в десять дворов, аул, где он родился, бескрайнюю степь, где поднимал целину, или вечера — тихие, напоенные бражным запахом поспевающей пшеницы…

Я радовался: дело идет!

Однажды на тактических занятиях подразделению, которому мы были приданы, было приказано закрепиться на высоте 132.4. День был промозглый, сырой, совсем не сибирский. Над землей висела легкая пелена тумана, и снег, крупчатый, не скрипел под ногами, а хрупал, потрескивал, как будто ступаешь по рассыпанным семечкам подсолнуха.

Наладить связь между высотой и командным пунктом сержант Маевский поручил мне и Ниязову, причем Ниязов был назначен старшим.

Пока мы наматывали на катушку дополнительный, на всякий случай, провод, воины покинули окопы. С холма было видно, как солдаты, пригибаясь, спустились цепочкой к болоту, повернули вправо и, точно призраки, растаяли в тумане. Разве догонишь их теперь? А прийти к высоте последними — не в характере связистов.

Я нервничал и крутил барабан изо всех сил. Провод иногда не попадал на него, захлестывался, образуя восьмерки. Али стоял на коленях. Проворно, как фокусник, распутывая хитросплетения провода, он время от времени бросал на меня строгие взгляды и говорил:

— Не надо торопить, не надо спешить…

Наконец выступили и мы. Ниязов, кряхтя, взвалил на себя катушку, а мне передал свой автомат.

Мы торопились, почти бежали. Али молчал. Ни слова не говорил и я. Следы товарищей повели нас вправо, к ракитовым кустам.

— Стой! — скомандовал Али. — Взвод пошел туда, а мы пошел сюда…

— По болоту?!

— Да, так ближе.

— Знаю, что ближе, но здесь…

Признаться, я оробел: впереди,