кажется, топь непролазная. Чего он хочет, Али? Утонуть? В прошлом году (мы об этом слыхали от местных жителей) болото засосало трех коров. Да и наш вездеход влип здесь однажды так, что еле вытянули. Зачем же лезть на рожон? Но у Али глаз наметан, выбрал путь, где много кочек. Рискнем.

— Кочка на кочка прыгай, — сказал Ниязов.

Э, черт! Я запрыгал, хватаясь за темно-коричневые шишки высохшей куги. Под сапогами зыбилось, потрескивало что-то, наверное, рвались корни растений. Из-под ледяной корки ржавыми фонтанчиками выбивалась вода.

Али было трудней, чем мне. Перед тем как перемахнуть с кочки на кочку, он сматывал с катушки несколько метров провода и, придерживая рукой зачехленный полевой телефон, делал скачок. Он все глядел в ту сторону, где сквозь туман виднелись кусты. Там должен быть взлобок с тремя березками. Это и есть высота 132.4. До нее еще метров семьсот…

Мы не добрались и до середины болота, как вдруг Али увяз. Провалился сразу — и по грудь. Я остолбенел. На моих глазах человек стал погружаться в бурую жижу, точно его заглатывало какое-то чудовище. И у меня под ногами образовалась «люлька».

— Ложись! — крикнул Али.

Я упал на живот, расстегнул ремень и один конец его бросил Ниязову. Али ухватился за пряжку.

— Тяни!

Потянул — тяжело. А главное, неудобно: упора нет. Минуту осматривался, рядом была кочка. Уперся ногами, натужился. Рывок, еще рывок — Али подался. Весь облепленный грязью, он выкарабкался из трясины. Отряхивая полы шинели, спросил:

— Живем?

— Живем.

Остальную часть пути мы одолели сравнительно легко, без приключений.

До высоты 132.4 мы добрались чуть раньше нашего подразделения. Тотчас же позвонили на командный пункт…

Воскресным днем, когда опустела казарма (солдаты ушли смотреть хоккей), мы с Али, по обыкновению, занялись русским языком. До сих пор он писал под мою диктовку, а на этот раз я выдумал задание посложней — сочинение на свободную тему.

— Что у тебя на уме есть, о том и пиши, — сказал я.

Али вздохнул.

— Трудно.

— Ничего, попробуй…

Он устроился на табурете, подле тумбочки. Чтобы не мешать Али, я отошел в сторону, к окну. Облокотясь на подоконник, стал украдкой наблюдать за своим учеником. Ему было нелегко выразить русскими словами все, чем полна душа. Он в раздумье чесал затылок, надувал и без того пухлые щеки, смотрел на потолок, на стены. Лицо его покрылось бисером пота.

— Пиши, пиши, дружище! — подбодрил я.

И он стал писать. Как первоклассник, высунув кончик языка, он старательно выводил каждую букву. Мурлыкал что-то. Наконец протянул мне тетрадку.

— Вот…

Я кинулся выискивать ошибки. Их было много. Досадливо покачал головой.

— Плохо, да? — спросил Али.

— Неважно, Али. «Строна…» Кто же так пишет? Надо: «страна!». Понял? «стра-на».

Увлеченные разговором, мы не заметили, как подошел капитан Гусев.

— Занимаетесь?

Мы вскочили — руки по швам.

— Сидите, сидите… Значит, урок русского языка?

— Так точно!

— Успехи есть?

— Похвастаться пока нечем, товарищ капитан, — честно признался я. — Вот, Али написал сочинение… На свободную тему… Как в школе.

— Гм, любопытно.

Придвинув свободный табурет к тумбочке, капитан сел, улыбнулся.

— Ну-ка, Ниязов, прочтите.

На смуглом лице Али вспыхнул румянец.

— Не смущайтесь, — подбодрил Гусев.

Али потоптался немного, кашлянул, собрался с духом и прочитал: «Велика моя страна. Она прекрасна. Когда я ехал в армию, я видел много-много. И широкие степи‚ и реки, и красивые города. А в городах дымили заводы, фабрики. По железной дороге бежали поезда. Много поездов. Лес везли, камень, машины, большие бочки с горючим… Очень-очень много я видел! И все это — мое. Моя Родина. Я должен охранять ее от врагов. А если враги нападут, я буду драться с ними еще злей, чем брат Нурман, который погиб на войне».

Когда Али закончил читать, Гусев взял у него тетрадку, и, заглядывая в нее, произнес:

— Очень хорошо!

— Да, неплохо, товарищ капитан, — согласился я. — Если бы еще не ошибки…

— Ошибки? — Гусев потряс в воздухе тетрадью. — Здесь душа человека, душа настоящего солдата! А ошибки что? С ошибками вы справитесь. Настойчивости вам не занимать, — сказал капитан и пожал руку младшему брату Нурмана. В тот миг я позавидовал Али.

СОЛДАТСКАЯ ДРУЖБА

К нам в батальон связистов прибыл новичок. Рядовой. До этого служил он в штабе полка писарем. Может, провинился в чем, а может, по какой другой причине перевели его к нам — мы не знали, а сам он рассказывать о себе, как видно, не считал нужным.

Невысокого роста, худощавый, резкий в движениях, одет он был с иголочки, пуговицы сияли. Сапоги на нем хромовые. Наш сержант Дубов тут же приказал снять их: не по форме, и надеть то, что положено — кирзачи.

— Слушаюсь! — ответил новичок, прищурив глаза.

А глаза у него были какие-то необычные — меняли цвет в зависимости от обстановки. Когда он улыбался, в них отливала мутная синева, когда горячился, спорил — синева постепенно переходила в бледную желтизну, а если был зол, глаза его наливались кровью. Еще в первый день, знакомясь с нами, он протянул руку одному из солдат и громко, для всех, сказал:

— Тимофеев Илья Петрович, по инициалам — ТИП. Вот именно!

Солдаты засмеялись.

«Тип» этот, кажется, понравился всем. Понравилось и это его «вот именно!», которым он сдабривая свою речь, как бы припечатывая самое главное, что нужно запомнить.

Солдаты слушали байки Тимофеева с удовольствием. Искоса поглядывал на него только один Сергей Воронин, угрюмого вида, размашистый в плечах солдат.

Как-то он, Сергей, обронил тихо:

— Язык у новичка подвешен, да… Вот какой он сам-то, на деле, — это мы еще посмотрим! И посмотрели: Тимофеев мог работать на телеграфном ключе и принимал на слух пять-шесть групп. Конечно, до настоящего радиста ему было еще далеко, но по сравнению с нами, учениками, это был уже мастер. Он сразу как бы вырос в наших глазах, поднялся на целую голову и, наверно, потому стал глядеть на нас чуть свысока.

— Где вы научились этому делу? — полюбопытствовал сержант Дубов.

— А еще когда на гражданке был… Ходил на пароходе по Волге… Вот именно! Были дела-а… Капитан, скажем, дает радиограмму, а я ее быстренько диспетчеру — шлеп, шлеп, шлеп… А потом от диспетчера принимаю распоряжение для капитана или еще какую муру. В общем, работка не пыльна, да денежна.

— И сколько ты получал? — спросил кто-то.

— Ну, это неважно.

— Правильно, — сказал сержант, — это не столь важно… Важнее будет, если он поможет