маленьком отряде хотя бы видимость мира, не давая своим спутникам возможности спорить даже по ничтожному поводу.

Здесь, на побережье Адриатического моря, когда до цели посольства оставалось совсем немного, Истома расслабился. Они находились во владениях Венеции — богатейшей и могущественнейшей республики, с которой считались не только в Риме, но и во всей Европе, и даже Османская империя, это страшилище христианских держав, была вынуждена учитывать интересы небольшого по территории, но чрезвычайно влиятельного государства.

Между Поплером и Паллавичино к этому времени установился мир, хотя и непрочный, чем Истома был чрезвычайно доволен. К счастью, больше их небольшой отряд в разбойничьи засады не попадал. Но не потому, что во владениях Священной Римской империи оные были искоренены, нет! Просто он, проявляя разумную осторожность, предпочитал передвигаться только днём и преимущественно в составе то купеческого обоза, который всегда сопровождал отряд вооружённых солдат, а то и при воинском отряде, отправляющемся по каким-нибудь своим делам. А когда вооружённых попутчиков не оказывалось, двигался только там, где, по заверениям местных жителей, разбойников сроду не бывало. Добравшись до Тревизо, он был уверен, что больше посольству бояться нечего.

Успокоился и Поплер, и даже Паллавичино, оказавшись в местности, где жители говорили на его родном языке, воспрял духом и порой напевал под нос какую-то мелодичную и весёлую итальянскую песенку.

— Истома, — прервал его размышления Поплер, — слышал я, что на соснах тех, — он указал на рощу молодых пиний вдалеке, — орехи растут. Говорят, вкусные. Может, остановимся да нарвём?

— Откуда знаешь? — удивился Шевригин.

— Вчера, когда на ночлег остановились, встретил торговцев из Дрездена. Они из Рима возвращались. Говорил с ними много. И про орехи эти рассказали.

— Кто мы, куда и зачем едем, не спрашивали? — нахмурился Истома.

— Спрашивали.

— Что сказал?

— По торговым делам в Венецию.

— Хорошо.

Паллавичино, услышав их разговор, подъехал к Шевригину:

— Да, очень вкусные орехи.

Истома задумался. До Рима осталось недели три неспешного конного хода. Вряд ли во владениях Венеции можно ждать нападения. А потом начнутся земли римского папы… Может, и правда остановиться на короткое время?

Он огляделся. Вокруг всё тихо. Лишь со стороны моря доносился негромкий шум прибоя. Даже дождь закончился и ветер стих. И в самом деле — что там за орехи такие на этих похожих на грибы соснах?

— Купец залезет на дерево да шишки вниз посбрасывает, — настаивал Поплер, — он ловкий — вон как на коне резво скачет. Надолго не задержимся.

Паллавичино не обратил внимания на неприятный для него намёк немца:

— В детстве мне часто доводилось влезать на самые высокие пинии, чтобы полакомиться вкусными орешками. Я поднимусь и сброшу, сколько будет надо.

Он, кажется, пытался хоть таким образом загладить свою вину за не самое лучшее поведение при встрече с разбойниками.

— Хорошо! — кивнул Истома. — Скачем к той роще.

И он указал плёткой в сторону пиний в полуверсте от них… Спустя несколько минут они гарцевали среди редко стоящих сосен, выбирая, на какую из них лезть за шишками. Поплер вопросительно посмотрел на Истому, а тот — на итальянца.

Паллавиччино внимательно оглядел деревья, затем неспешно подъехал к наиболее привлекательной, по его мнению, пинии, и спешился, даже не привязав хорошо вышколенную лошадь. До нижних веток было не меньше трёх саженей, но купец, скинув на грязный песок свою дорогую дорожную мантию с засохшими и потемневшими пятнами крови, отвязал пояс с двумя кобурами, из которых торчали богато отделанные рукояти пистолетов, ловко, словно белка, полез по стволу вверх. Сапоги из хорошо выделанной мягкой кожи позволяли ставить стопы наиболее удобно и не мешали использовать ноги для упора в ствол пинии.

Немец только хмыкнул, глядя, как бойко Паллавичино поднимается по стволу. Истома тоже по достоинству оценил расторопность итальянца: видать, и вправду изрядно ему в прошлом довелось лазить на эти необычные сосны. Вскоре купец уже сидел на ветке и, отрывая одну за одной шишки, кидал их вниз.

Истома и Поплер тоже спешились и подбирали их, складывая в заплечные мешки, намереваясь вышелушить в ближайшей таверне, где они остановятся на ночлег. Шишек было много, их крупные чешуйки неплотно закрывали семена: сразу было видно, что орехи созрели и вполне готовы к тому, чтобы быть съеденными проголодавшимися путешественниками.

— Мы как белки сейчас, — улыбнулся Истома.

Поплер поддакнул. Обоих забавлял неожиданный сбор орехов, немного разнообразивший долгий и тяжёлый конный переход от Балтийского до Адриатического побережья. Вскоре заплечные мешки были плотно набиты шишками. Поплер, задрав голову, коротко свистнул и махнул рукой, призывая итальянца спускаться. За спиной раздался смех. По спине Истомы пробежал холодок. Смех был нехорошим, очень нехорошим. Короткий, гаденький, злобный. Он медленно обернулся и тут же пихнул локтем немца, который, кажется, то ли не расслышал смеха, то ли не обратил на него внимания.

Позади них стояли не меньше десяти вооружённых людей и насмешливо в упор разглядывали незадачливых сборщиков шишек. Одеты они были в самое разнообразное платье: кто в обычную крестьянскую одежду из некрашеного сукна, кто кутался в плотный шерстяной плащ, из-под полы которого выглядывало трико. Чуть впереди остальных стоял, очевидно, предводитель шайки, одетый как солдат и даже в панцире. Голову его прикрывал видавший виды помятый испанский шлем. Трое разбойников, что стояли возле него, держали в руках готовые к бою аркебузы с дымящимися фитилями.

Истома помрачнел: как же неосмотрительно он себя повёл! Проделать длинный многотрудный путь, с превеликим тщанием уходя от возможных опасностей, и настолько глупо попасться, когда до цели путешествия осталось совсем немного! Нет, никогда не надо считать, что опасность далеко. Лучше считать, что она близко, — целее будешь! Как же он так оплошал? Весь долгий путь сторожок в голове, который он включал каждый раз перед началом дневного перехода, позволял их маленькому отряду избегать нежелательных встреч, никогда прежде не давал сбоя, и вот вдруг!

Истома медленно, едва заметным движением потянулся к пистолетам. Не зря, ой не зря он с таким вниманием отнёсся к снаряжению своего отряд. У каждого было по два пистолета с колесцовыми замками, которым не требуется зажжённый фитиль и которые всегда готовы к стрельбе. И во время конного перехода хранились они не в седельных сумках, как у рейтар, а в специально пошитых кожаных кобурах, которые носили у пояса, — простых, но прочных. И не зря он каждое утро перед началом дневного перехода выковыривал шомполом из ствола старый пороховой заряд, забивал новый и заводил замок особым ключом. Потому что за время дневного пути порох в стволе вполне мог отсыреть, и тогда вместо выстрела могло получиться только