– Это, наверное, из-за собаки, – как можно спокойнее отмечаю я.

– Нет. Она их любит. Я ее на помойке с собакой нашел, та ее под свое крыло взяла. Они у меня шесть лет вместе куковали. Наш Федор скончался два года назад, так что собак она помнит и даже любит. А вот к людям с опаской относится. Сразу инстинктивно чувствует в некоторых зло и начинает шипеть.

– Да что вы говорите? – иронично отмечаю я.

– Слова, Елена Петровна. Слова, – с улыбкой произносит он.

– Феля, вылезай, моя хорошая, – достаю собаку из сумки, та в свою очередь сразу заливается звонким лаем в сторону Владимира. То, что надо.

– Ты не могла бы заткнуть свою собаку?

– Не могу. Она инстинктивно чувствует в вас зло. Так что только после того, как вы успокоите свою кошку.

– Люся, фу. Нельзя! – повторяет он, давая что-то своей кошке в рот. Та, как ни странно, поддается дрессировке, словно передо мной собака и перестает на меня шипеть.

– Благодарю. У меня к вам еще одна просьба, Владимир. Будьте так добры – не тыкайте мне.

– Где я тыкал?

– Называть меня на «ты» – это и есть тыкать. Я попрошу обращаться ко мне на «вы».

– Нет, – как ни в чем не бывало произносит мужчина, откидываясь на спинку сиденья. – Ели что-то не нравится, чеши в коридор.

– А это уже грубо.

– Да мне пофиг. Умаяла ты меня уже. Если что-то не нравится – дуй на выход.

Не в моих правилах грубить или нарываться на конфликты, да и, если быть честной, – страшно. Мужчина все-таки крупный и прихлопнет меня на раз два, поэтому я молча проглатываю его слова и достаю из переноски пеленку. Кладу ее аккурат под свой столик и наливаю в мисочку воду. Ставлю ее на край сиденья и усаживаюсь удобнее, положив себе на ноги Фелю. Вот уж что меня всегда успокаивает, так это поглаживания моей рыжули. Вот оно – мое личное счастье. Никто и никогда меня не любил так, как она. Да ладно, кого я обманываю, меня вообще никто и никогда не любил, кроме нее. Хотелось бы сказать, что родители, но и они нет. Для них я всегда была просто выгодным приложением для расширения бизнеса. К счастью, взбрыкнувшим и нарушившим их планы приложением, пусть и не сразу.

Перевожу взгляд на лижущую мне руки Фелю, и улыбка появляется сама собой. Ну кто бы мог подумать, что я, девочка, выросшая в почти стерильных условиях, не только заведу грязное, по словам мамы, животное, но и позволю собаке себя лизать? Смех, да и только. Понимаю, что это негигиенично, но ничего не могу с собой поделать. Офелии нравится лизать мне руки, лицо и уши. С последними у нее особая любовь. Так она будит меня по утрам. Тяжело вздыхаю, осознавая, что когда-нибудь меня перестанут провожать и встречать с работы и вот так вылизывать, просто потому что Феля рано или поздно умрет. Вопрос только в том, что я буду делать, когда ее не станет. Вероятность получить такое же любящее тебя существо – слишком мала. От того и горько.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Перевожу взгляд на другое существо, развалившееся на противоположном от меня сиденье. Да… это кошка явно чувствует себя хозяйкой. Разлеглась на подстилке так, что занимает половину сиденья. И вид у нее такой, словно она предупреждает меня, чтобы я не рыпалась и сидела тихо. Что я и делаю, откинувшись спиной на сиденье. Сама не поняла, как закрыла глаза и заснула.

Проснулась внезапно от неприятнейшего запаха канализации. Резко открываю глаза и перевожу взгляд на моего соседа. Тот, ни на кого не обращая внимания, чистит… куриные яйца. Откладываю Фелю на подстилку и вдруг замечаю, что за прошедшие полчаса моего сна, нам принесли постельное белье. Сосед мой, в отличие от меня, сидит уже на застеленном ложе. Причем с матрасом. А вот как я его достану с верху – ума не приложу.

– Бушь яичко? – протягивает мне.

– Правильно говорить яйцо, ибо яички – это несколько другое, сами знаете что. И нет, спасибо, не буду.

– Да и будешь вместо бушь. Ты – училка?

– Нет, я не учительница. Приятного аппетита, – как можно доброжелательнее произношу я.

М-да... мне бы поучиться раскрепощенности у этого мужчины. Он, совершенно не стесняясь, кладет яйца на одноразовую тарелку и продолжает раскладывать остальную еду: бутерброды, огурцы, помидоры, курицу. Открывает горошек в банке и следом… коньяк. Наливает напиток в одноразовый стаканчик и выпивает залпом. Супер, он еще и алкоголик. И тут во мне просыпается та самая бабка. Ну нельзя так! Это против правил.

– Распитие алкогольных напитков в поезде запрещено. Исключение составляет вагон-ресторан. Уберите, пожалуйста, алкоголь, Владимир.

– Нет.

– Если сейчас же не уберете, я обращусь к проводнику, – на мои слова Владимир закрывает глаза и шумно вдыхает, при этом совершенно точно я вижу, как он беззвучно называет меня собакой женского пола. Ну и пусть. Мне не привыкать. Однако, бутылку он все равно не убирает, а наливает очередную порцию коньяка.

Выжидаю я еще несколько секунд, а затем встаю с места и выхожу из купе. Через несколько минут я возвращаюсь с проводником. И нет, мне не стыдно. К моему удивлению, мой попутчик даже и не подумал убрать алкоголь. Через несколько секунд после короткой беседы, он выходит из купе вместе с проводником. Возвращается буквально через пару минут донельзя веселым.

А дальше происходит то, чего я уж точно не ожидала. Он начинает раздеваться. Снимает футболку, являя свету свой обнаженный, надо сказать, очень даже привлекательный торс для сорокалетнего мужчины. Да в принципе и без возраста он хорошо сложен. Однако проблема состоит в том, что на футболке дело не закончилось, он начал снимать с себя джинсы. Мамочки, у него еще и голень в татуировках! Какой кошмар, Господи. Только спустя несколько секунд до меня дошло, что он остался в одних носках и трусах.

– Что-то не так, Елена Петровна?

– Зачем вы это сделали?

– Реализую все твои тайные влажные мечты. Шутка, – быстро добавляет он, присаживаясь на свое место. – Жарко здесь, вот и разделся, – самое удивительное, что здесь и в правду очень жарко. Топят так, как будто за окном минус двадцать.

– Это неприлично, – буркаю себе под нос, наблюдая за тем, как Владимир подносит ко рту бутерброд. Ест аппетитно, к счастью, даже не чавкает. Однако лучше бы это, чем то, что я узрела, когда в один момент он мне широко улыбнулся.