Охранник, у которого Виктор еще вчера сидел в будке, полный отчаяния и напрочь пришибленный жизнью, радостно приветствовал их. Даже поднялся:

– Ну что, хлопцы, придумали, как жить дальше?

– Придумали-придумали! – весело отозвался Валера, подталкивая друга за плечо в сторону хозяйственной части.

На пороге Виктор остановился:

– Слушай! А может быть, в ректорат зайдем? Ведь берутся же откуда-то там эти всякие секретари, секретарши! И я мог бы секретарем работать.

– Что ты? – поморщился Валера. – Там платят копейки, а сидеть целый день. Оно тебе надо?

Виктор не отличался особенной привязанностью к деньгам, и, по правде сказать, ничего страшного не видел в скромной зарплате, но все же ответил:

– Не надо, конечно! Не для этого же я институт заканчивал, чтобы всю жизнь на него и работать!

Но в хозяйственной части свободных мест не нашлось, а плотник и дворник сами предложили товарищам пойти, поискать рабочие места в ректорате.

– Что ж, очень рад, молодой человек! Очень рад, – вежливо сказал ректор, внимательно разглядывая Виктора через очки.

Героя нашего подвела к нему очень высокая рыжеволосая девушка-секретарша, в трех словах объяснив проблему, которую той, в свою очередь, в трех предложениях разъяснил Валерий.

Ректор, по старинке впиваясь пальцем в металлический диск телефона, набрал отдел кадров:

– Лизочка Ивановна, у меня тут парень. Красивый! Можем пристроить?.. Да, наш он… Что?.. В приемную комиссию – так в приемную комиссию, – ректор жестко хлопнул трубкой, не завершив разговор и, ласково посмотрев на очень высокую рыжеволосую девушку-секретаршу, произнес: – Таечка, проводите, пожалуйста, молодого человека, пусть сегодняшним днем оформляют.

– Спасибо!.. Спасибо!.. – только и успели сказать Валерий и Виктор спине ректора, выходящего в дверь.

На следующий день наш герой с великим удовольствием шел на работу. Не нужно было больше думать о том, где жить, что есть, чем заниматься… «А трудоустройство по специальности можно присматривать себе и в процессе, – рассуждал он. – Не обязательно ж сразу!»

Специализация была у него странная: социология политических и общественных коммуникаций. Фирм, которым требовались такие специалисты, оказалось на рынке немного, а места в них были заняты давно и надолго.

Соседка Виктора по кабинету, добрая и улыбчивая студентка второго курса, училась на заочном, а в свободное время посещала собачий приют в одном из уголков Подмосковья. Выгуливала, кормила, вычесывала несчастных животных. И каждый раз, когда на работе случалась пауза или, еще того лучше, обед, с удовольствием рассказывала Виктору о своих подопечных.

Особенно запомнилась ему история о маленьком песике с кличкой Зеленый Гном. Его нашли в одном из московских подъездов почти полностью измазанного зеленкой. Каким образом он туда попал, кому и зачем пришла в голову идея так по-идиотски покрасить собаку, навсегда осталось загадкой. Понравился Виктору и рассказ про сенбернара по кличке Цой, которого привела в приют семидесятидвухлетняя женщина в экстравагантной шляпке. Каким образом у нее оказался столь важный пес, а уж тем более, как она умудрялась справляться с этим теленком, тоже было никому неизвестно. Однако Цой теперь жил в приюте, и выгуливали его по два часа в день. Если же волонтеры не успевали как следует выгулять Цоя, вечером он устраивал такой лай и вой, что постепенно питомник превращался в хоровое отделение собачьего института.

Студентку-второкурсницу звали Катя. Сперва герою нашему даже показалось, что у него с ней может получиться роман. По нескольку часов они проводили каждый день вместе, с ней было приятно общаться и было о чем говорить, да и товарищи по общежитию стали намекать, что неплохо эта Катя и выглядит, что пускай и живет она не в Москве, а в Подольске, но характер у нее покладистый, а гулять и требовать много денег не будет.

Но проходил месяц, другой, а роман так и не начинался. Вначале Виктор даже подумывал: «Может быть, куда-нибудь ее пригласить?», но не решался. А время шло, шло… Постепенно он расслабился и уже не искал никакой альтернативы своей работе. Вместо этого стал задумываться: «А не поступить ли тоже, между прочим, в аспирантуру?!» Все, кто оставался после института работать при вузе, чаще всего уже в ней учились и не хотели терять контакт с кафедрой и преподавателями, или же собирались в нее поступать, но лень и мечты о лучшей работе не давали им осуществить свои планы.

Когда пришло время подавать документы, Виктор, никому не сказав, решил испытать судьбу. Вопросы социальных коммуникаций мало кого интересовали. Желающих поступать оказалось три с половиной калеки, и поэтому, не готовясь ни дня, он был принят.

– Помню-помню! – воскликнул Алексей Евгеньевич, один из его бывших преподавателей, а теперь научный руководитель. – Только не очень-то ты был активен. На лекциях не наблюдал я в тебе какого-либо интереса к науке. Но это ладно. Бывает, что молодые люди взрослеют не сразу.

Неожиданно Алексей Евгеньевич взял над Виктором полное шефство. Теперь он звонил ему с раннего утра и просил то распечатать какую-нибудь бумажку перед началом занятий, то разыскать телефон какого-нибудь студента, то помочь проверить курсовую работу, потому что у самого времени не хватает. Постепенно он начал брать Виктора с собой в столовую и, сидя за столиком, рассуждал:

– Вот уйду я на пенсию! Кто меня заменять будет? А заменять будешь ты, больше некому! Я ведь один остался… Женам, знаешь, деньги нужны… А в нашей профессии где их возьмешь, эти деньги?

Виктор мало понимал, как связаны замена на кафедре и жена, но про себя подумывал, что уходить ему нужно из института как можно скорее. Он не только не мечтал, но и был глубоко против того, чтобы всю жизнь отдавать науке.

Прошли полгода. И сама собой растворилась та радость, с которой он возвращался в общежитие и в стены родного вуза. Его раздражали знакомые, которые по всякой ерунде стремились стучать в его дверь: кто скоротать вечер за болтовней, кто попросить мелкую помощь в ректорате, а кто и одолжить какую-нибудь глупую хозяйственную мелочь, вроде молотка или ниток с иголками, которых сам Виктор не имел никогда. Такие визиты порой начинались с раннего утра, а заканчивались за полночь.

Он был молод, поэтому работники вуза не считали нужным беречь его личное пространство, а студенты принимали за своего.

Закончилось это тем, что Виктор даже приучился ходить по лестнице боком (так, чтобы не слишком много людей его замечало), включать в комнате лишь настольную лампу (так, чтобы не каждый мог понять, что он дома) и открывать дверь далеко не каждому, кто в нее постучал.

Все больше