проявлялась в нем страсть к одиночеству, апатия, неуверенность в том, что что-то можно исправить, а вместе с тем подступала пора работать над диссертацией и с головой (как он это называл про себя) погрузиться в науку. Это обстоятельство радовало Виктора, потому что не давало окончательно впасть в тоску, и в то же время означало, что еще года три ничего радикально менять не нужно.

Только по ночам нет-нет да и проскальзывали у него странные мысли: «Мне уже двадцать три, а я еще ни в кого по-настоящему не был влюблен. Конечно, мне нравились девочки… Некоторые умиляли, даже вызывали восторг. Но так, чтобы я лишался сна, ни о чем не мог думать, не мог есть… Такого еще не случалось. А некоторые из них бывают так настойчивы, что успевают надоесть быстрее, чем к ним появится какое-нибудь серьезное чувство». Или еще: «Мне двадцать три. А я так и сижу на зарплате, на которую можно только подтягивать штаны. Мне двадцать три, а я так еще ничего в своей жизни и не добился».

Его прежний друг Валера заходил к нему теперь редко, считая, что Виктор пошел по пути неудачников и пессимистов. Мечтал как можно скорее устроиться в крупную компанию и на хорошую должность или на маленькую, а потом быстренько возвыситься, обзавестись жильем, семьей, машиной, позволять себе поездки за границу хотя бы раз в год, и рассказывал о своих желаниях на каждом шагу. «Обыватель!» – думал про Валерия Виктор.

Между тем в институт наш герой уже входил как к себе домой. Все его знали, приветствовали, улыбались… Многие были без него как без рук, потому что только Виктор умел быстро найти нужную записку, оставленную на столе ректором или деканом, путем шептания нужных слов заставить принтер работать, за несколько минут добыть телефон какого-нибудь преподавателя или студента. Да и научный руководитель привязался к нему точно к сыну, которого у Алексея Евгеньевича не было никогда. Имелась лишь дочь. Она жила где-то очень далеко, и с ней он почти не общался, все свое время проводил в институте, дома тоже занимался делами вуза. Если же работа заканчивалась – выпивал и иногда уходил в запой.

Вскоре Виктор стал замечать, что почти все преподаватели пьют, если вдруг у них нет работы. Даже начал приходить к мысли, что хорошо бы не давать им выходные, а наоборот, раскидывать лекции по расписанию так, чтобы они были вынуждены ходить на работу почти ежедневно. Затем Виктор стал подмечать, что большинство из них даже понятия не имеют, как живут и чем увлекаются их студенты, не интересуется, поняли они что-нибудь на лекциях или нет. Куда больше преподавателей интересовал их собственный профессиональный и личностный статус, мелкие дрязги на кафедре, цены в магазинах и дачи.

Однажды, попав в огромную пробку, Алексей Евгеньевич попросил Виктора отпроситься из приемной комиссии и начать лекцию вместо него. Виктор удивился:

– О чем же я буду говорить?! Я же ее не знаю?

– Вбей «Социальная стратификация современного общества» в поисковик, прочитай несколько предложений, и вперед! – властно заявил Алексей Евгеньевич. – У умного человека всегда что сказать найдется! Недаром же ты столько лет учился! Или просто поговори с ними… спроси, что они знают, как сами понимают заявленную тему.

Виктор вошел в аудиторию. Юные студентки тут же устремили на него свои взоры: в каких-то прослеживалось любопытство, в каких-то – недоумение, а в каких-то – игривость. Поднимаясь на кафедру, Виктор торжественно объявил тему и, как учил его Алексей Евгеньевич, спросил:

– Кто-нибудь может нам объяснить, что это понятие подразумевает?

Сразу несколько рук ринулись вверх. Студенты начали рассуждать, разъяснять, спорить, потому что их предположения не сходились. Время от времени Виктор вставлял пару фраз, просил замолчать, призывал послушать, несколько раз даже ударил кулаком по кафедре и замахнулся линейкой. Такого он и сам от себя не ожидал, но когда, наконец, приоткрылась дверь и вошел Алексей Евгеньевич, разочарование было и у Виктора, и у студентов. Дебош и гвалт прекратились, и вместо пробудившего всех страстного диалога начался усыпляющий монолог.

Виктору казалось, что Алексей Евгеньевич после этой пары заревнует к нему студентов и, может быть, даже постарается не допускать его до преподавательской работы, а получилось ровно наоборот: теперь Алексей Евгеньевич почти каждую неделю позволял себе опаздывать, ссылаясь то на давление, то на пробки, то на ключ, который потерялся и никак не хочет найтись. Так Виктор стал одним из преподавателей вуза. Ему постепенно выдали несколько тем, постепенно он обзавелся костюмом, портфелем и даже стал на постоянной основе писать статьи в один серьезный журнал.

Тем временем младший брат Виктора был всецело увлечен молодостью. И ничего то, кроме женского пола и дружеских тусовок, не вызывало у него интереса. Родители всецело были обеспокоены тем, чтобы хоть как-то вызвать у него ответственность по отношению к учебе, и уже старшего сына просили:

– Взял бы ты Митьку в Москву! На каникулы, например, по музеям бы поводил, на ВДНХ бы… Увидит, как ты себе в жизнь дорогу протаптываешь, понравится, может, ему в столице, и глядишь, сам за голову возьмется.

Но Виктору нянькой быть не хотелось, да и не считал он свою дорогу достойной примера. Часто наш герой даже завидовал тем, кто остался в своем родном городе, получил простенькую профессию, обзавелся семьей, живет дома. И рядом родные, друзья… И выходные этот кто-то проводит не за чтением нудных и никому не нужных курсовых и конспектов, а в гостях, на природе, с семьей… Родителям же Виктор объяснял это так:

– Я тут сам на птичьих правах. Чтобы брата на неделю у себя поселить, это еще к коменданту идти, уговаривать надо… И сложно это: поступить бесплатно, жить в чужом городе, учиться и работать одновременно. На стипендию тут каши не сваришь! Да и вам без него скучно будет. Пусть лучше учится рядом с вами.

И родители соглашались, а у Виктора в сердце колыхалась обида: «А меня им отпускать черт знает куда было не жалко?! Даже и не задумывались тогда: поступлю – не поступлю… выживу или не справлюсь…»

3

Однажды Виктор резко проснулся ночью. Ничего то его пробуждения не предвещало: не хлопнула дверь, не стало холодно или жарко. Раньше он спал крепко и даже не видел снов, а тут одна за другой, натыкаясь и сталкиваясь друг с другом, понеслись мысли: «Мне двадцать восемь. Уже двадцать восемь! А я лежу фиг знает где…