в нем какой-нибудь недостаток. Но даже чересчур отросшие темные волосы его не портили.

Я кряхтя поднялась: от скрюченной на полу позы затекла спина. Все же высоченный — пришлось задрать подбородок, чтобы смотреть исправнику в лицо. Головы на полторы выше меня.

Красавец в мундире едва заметно кивнул мне и обернулся к управляющему:

— Представьте нас.

— Кирилл Аркадьевич, это Глашка…

— Глафира Андреевна, — перебила его я. — Очень приятно.

Хотела было протянуть руку для пожатия, в последнюю секунду вспомнила, что в ней по-прежнему нож, которым я отскребала полы. Смутившись, будто девчонка, спрятала обе руки за спину. Разозлилась на себя еще сильнее: веду себя как дура! Эта суета наверняка не укрылась от взгляда исправника. Что он обо мне подумает?

В самом деле дура, как будто больше не о чем волноваться, только о том впечатлении, которое я на него произвела! Да что со мной? Мне же не пятнадцать, в конце концов.

Нет, я в самом деле поглупела. Биологичка, могла бы и раньше догадаться. Этой девочке, место которой я заняла, едва ли семнадцать. А значит, от нее мне досталось не только юное стройное тело и большие глаза, но и все, что к этому прилагается. Гормональные бури и не до конца созревшие лобные доли, которые, как известно, отвечают за самоконтроль.

Он поклонился.

— Кирилл Аркадьевич Стрельцов, уездный исправник. Рад знакомству, Глафира Андреевна.

Я снова растерялась: как надо ответить? Реверансом? Тоже поклониться? Пропади оно все пропадом, мало мне забот, еще и разбирайся с правилами этикета.

Я мрачно хмыкнула про себя. Ничего. Сейчас этот красавчик поверит, что именно я прикончила старуху, и в тюрьме мне этикет не понадобится.

Я чуть склонила голову:

— Я тоже очень рада знакомству.

Не знаю, правильно ли я все сделала или нет. Лицо его оставалось вежливо-доброжелательным, и на миг мне показалось, что исправник не сбросит эту маску, даже если я вдруг кинусь на него с ножом. Вот уж у кого все в порядке с лобными долями, хоть и выглядел он не старше двадцати семи.

— Савелий Никитич по дороге коротко ввел меня в курс дела, — все таким же вежливо-доброжелательным тоном сообщил он.

— Вот как? — приподняла бровь я. — Неужто ему было откровение свыше? Или он и есть убийца, потому что никто, кроме собственно преступника не может знать, кто проломил голову моей тетушке, и, следовательно, ввести вас в курс дела.

— Да как ты… — Управляющий взял себя в руки. Притворно вздохнул. — Боюсь, Глафира действительно лишилась рассудка. — Иначе я не могу объяснить…

— То, что мне надоело терпеть дурное обращение? — снова перебила его я. — Ну так ведите себя прилично, и я буду паинькой.

— Не чересчур ли вы прямолинейны для юной девицы? — поинтересовался Стрельцов. — Добродетель девушки — смирение и скромность.

— Смирение и скромность не слишком мне помогли, — огрызнулась я. Надо было заткнуться, но меня словно кто-то за язык тянул. — И разве обучение юных девиц хорошим манерам входит в должностные обязанности исправника?

Он вежливо улыбнулся.

— В мои должностные обязанности входит «бдение, чтоб общий порядок был сохранен во всех вещах». Впрочем, вы правы: воспитанием юных девиц должны заниматься родители.

— Вот и прекращай меня воспитывать! — раздался из-за его спины звонкий голос.

Я едва не уронила на пол челюсть. Это еще кто?

— О, позвольте представить, — светским тоном произнес исправник, разворачиваясь в дверях так, чтобы я могла видеть говорившую. — Графиня Стрельцова Варвара Николаевна, моя кузина. Варенька, познакомься с хозяйкой дома… — При этих словах управляющий и экономка почти одинаково передернулись. — Глафирой Андреевной Верховской.

Хоть фамилию свою узнала. Варенька очень походила на двоюродного брата — разве что волосы светлее и черты лица тоньше, женственнее. Фасон ее платья сильно отличался от того, что носили я и экономка: талия под грудью, юбки не такие широкие. Похоже, моя одежда действительно перепала от тетки, одевавшейся по моде своей молодости.

Стоп. Этот… не заслуживающий цензурных слов тип притащил на место преступления двоюродную сестру? Он совсем идиот?

На миловидном личике Вареньки отразилось разочарование.

— Ой, а где же тело? Кир, ты обещал, что мы едем смотреть убийство! А тут просто какая-то замарашка на кухне.

Я от такой наглости окончательно лишилась дара речи, а девица уже повернулась к кузену:

— Вечно ты все испортишь. Сначала не пустил в гости к Катеньке, потом увез в деревню, а теперь и убийство толком не покажешь! Небось старушку уже прибрали, да? О, погоди… — Она снова развернулась ко мне с живейшим интересом. — Так это вы ее топором? А расскажите, каково это? Наверное, так приятно, когда надоевшая родня наконец затыкается!

2.2

А пожалуй, и хорошо, что у меня сейчас нет сил вести себя прилично. После такого демонстративного пренебрежения вся эта дворянская чопорность и девичья скромность — просто насмешка.

— Да, жаль, что воспитание не входит в должностные обязанности исправника, — заметила я негромко.

По лицу Стрельцова пробежала тень: похоже, и его выдержка не бесконечна. Я добавила громче, в упор глядя на его кузину:

— Вам не хватает острых ощущений, графиня? Что ж, если вы настаиваете, сейчас помашу топором, зловеще хохоча, после чего вон в ту лохань для помоев прольется кровь.

— О! — Алые губки Вареньки смешно округлились, глаза стали большими-большими. — Вы мне угрожаете?

— Ну что вы! Исключительно исполняю долг порядочной хозяйки: гости не должны скучать.

Стрельцов закашлялся в кулак. Варенька захлопала ресницами. Может быть, она бы и сообразила, что ответить, но экономка влезла первой.

— Глашка, что ты несешь, полоумная! — зашипела она.

Я проигнорировала вредную тетку. Изобразила тяжелый вздох.

— Впрочем, к большому моему сожалению, мне придется разочаровать вас дважды. Во-первых, я никого не убивала. Родственники, конечно, бывают совершенно невыносимы, но стоит ли руки марать? Во-вторых, топор по-прежнему находится во лбу моей покойной тетушки. А ее тело — там же, где его обнаружили утром, как и полагается до прибытия властей.

— Что ж, проводите меня к телу, — вмешался исправник.

Я посмотрела на свои руки, на ведро с грязной водой.

— Если вы не торопитесь, то подождите немного, пожалуйста. Если же дело не терпит… — Я мотнула подбородком в сторону экономки. — Проводите его сиятельство к месту преступления.

Не знаю,