духе, что и Матерн: у Сенеки, дескать, «одни соотнесения» и «песок без извести»35. Другой ритор, у которого автор «Нравственных писем» учился в юности, Папирий Фабиан, подобно грамматику Крассицию, увлекся философией, став слушателем Секстия. Его декламации, из которых шесть сохранены в «Контроверсиях» и одна в «Свазориях», отвечают такому выбору. Фабиан громит пороки, порицает роскошь. Сенека Старший производит свойства его красноречия из склонности к философии. Хотя Папирий, превратившись в философа36, не забросил риторику, как, вероятно, и Крассиций — филологию, превращение сильно впечатлило современников.

Философов, кто хотел, начинал слушать лет в восемнадцать; для большинства высшее образование заканчивалось у ритора. Сенека подготовлен к восприятию философии как вершины наук, ради которой только и стоило учиться. Ехать для этого в Афины не было необходимости. В Риме вели занятия учителя, с которыми писатель познакомился в ранней юности. Сотиона, своего главного наставника в науке мудрости, он начал слушать еще «мальчиком» и продолжил «юношей»37. Тот убедил ученика стать вегетарианцем; автор «Писем» вспоминает, что через год отказ от мясной пищи давался ему уже легко. Но семью, не евшую свинину, могли заподозрить в сочувствии чужеземной религии, и отец, опасаясь за судьбу сына, отговорил его38. В 19 году Тиберий изгнал из Рима иудеев вместе с поклонявшимися Исиде египтянами; Сенеке 18 лет. «Сотион рассказывал мне, почему от мяса воздерживался Пифагор и почему позднее Секстий»39. Квинта Секстин учитель, по всей вероятности, слышал сам и, значит, принадлежал к его школе40. Секстий сочинял на греческом языке, для Сотиона родном; предположительно, большую часть уроков философии Сенека выслушал на этом наречии, которое выбрал языком преподавания и его младший современник, учитель Эпиктета Музоний Руф. (Грек тогда уже мог стать учеником римлян.) При этом основатель школы настаивал на римском пафосе своего учения: Секстий «писал по-гречески, а думал по-римски»; его секте свойственна «римская закалка»41. Собственно римской в философии римлян была адаптация теории к жизни. Во мнении этих слушателей любую науку возвышала применимость на практике; отвлеченное знание они ценили мало, зато готовы были неуклонно следовать тому, пользу чего могли разглядеть. Самое подкупающее в интеллигентных римлянах — твердость направления. Из каждой греческой философии, из каждой науки извлекалось ценнейшее для своей жизни здесь, сейчас и в будущем. Например, природоведение требуется для поддержания здоровья. И секстианцы занимаются медицинскими изысканиями; сына схоларха, возглавившего школу после смерти отца, отождествляют с ботаником Секстием Нигром, автором фармакологического трактата «О лечебном веществе», к которому обращались Диоскорид и Плиний Старший. Учеником Секстия был Корнелий Цельс42. Но натурфилософия имеет для человека также иную ценность: исследование природы — одна из самых благородных и благотворных возможностей самореализации. Реферируя учение Антиоха из Аскалона, с которым историки философии сближают школу Секстия, Цицерон перечисляет три наилучших вида человеческой деятельности: на первом месте «наблюдение и познание небесных явлений и всего, что природа скрыла, разум же умеет выведать», далее «управление государством и наука управления», затем проявление умеренной рассудительности, мужества и прочих добродетелей43. Наука, политика и мораль сплочены задачей деятельной жизни. Ученики Секстия пишут поэтому и «О естественных причинах», и «О гражданских делах» (Фабиан), и «О гневе» (Сотион)44. Неядение убоины — принцип и физиологический, и нравственный.

Философ Аттал, которого Сенека чаще других учителей вспоминает в «Письмах»45, хотя прямо не упоминается среди секстианцев, близок им всем смыслом своих уроков. Его рекомендации касались и телесного здоровья, и душевного равновесия. Рядом с требованием спать на матрасе, «который сопротивляется телу», советы и максимы вроде: «Если фортуна что-то бросит нам, насторожимся в ожидании», или «Злонравие само выпивает наибольшую долю своего яда», или «Приятнее добиваться дружбы, чем добиться ее»46. И этот же Аттал посвятил специальное исследование грозам, став главным авторитетом по трудному вопросу о природе молний47. «Муж великого красноречия, самый остроумный и тонкий из философов, которых видел ваш век», — отзывается о нем Сенека Старший, напоминая сыновьям подробность, ставшую в биографии Аттала центральной: «Лишенный имущества Сеяном, он пахал землю»48. В схоластических спорах о том, к какому направлению причислить Секстиев, адептов их учения и учителей Сенеки, именовать ли их платониками, пифагорейцами или стоиками, родился ошибочный штамп — «эклектики», приклеившийся к ним, как и положено ярлыкам, во всех учебниках и словарях. Кем они считали себя, кем их считали друзья и ученики? Ответ — стоиками, и никем иным! «Стоиком» эксплицитно называют Аттала оба Сенеки49. Сравним его высказывания с мнениями Секстия. «„Научись довольствоваться малым и с великим мужеством восклицай: у нас есть вода, есть мучная похлебка, значит мы и с самим Юпитером потягаемся счастьем! Но прошу тебя: потягаемся, даже если их не будет. (...) Важно ли, насколько велико то, в чем может отказать тебе фортуна? Эта самая вода и похлебка зависит от чужого произвола; а свободен не тот, с кем фортуна мало что может сделать, но тот, с кем ничего. Да, это так; если ты хочешь потягаться с Юпитером, который ничего не желает, нужно самому ничего не желать“ Все это Аттал говорил нам...» «Мудрый с таким же презрительным спокойствием видит все в чужих руках, как и сам Юпитер, и ценит себя еще выше потому, что Юпитер не может всем этим пользоваться, а мудрец не хочет. Поверим же Секстию, указывающему прекраснейший путь и восклицающему: „Так восходят до звезд! Так, следуя за умеренностью; так, следуя за воздержностью; так, следуя за храбростью!“»50 Слепому заметно, что Секстий и Аттал учили одному и тому же. У обоих риторика пропитывает философию, что делает их стоицизм еще более римским. Ради высшей цели стоиков — возвыситься до безусловной душевной твердости — в проповедь Секстиев, Фабиана, Сотиона, Аттала вплетаются постулаты других философий. Душевная гигиена требует постоянной работы над своим внутренним человеком, и Секстий Старший советовал по вечерам отчитываться перед самим собой: «Какой свой недуг ты сегодня излечил? Какому пороку воспротивился? Какой частью себя сделался лучше?»51 Вегетарианство служит тому же, чему и телесная, и духовная закалка, — невосприимчивости к болезням, бедности, страстям. Стоической мыслится цель, а значит, и вся их философия.

Влияние школы в жизни талантов всегда заметно; часто учителя влиятельнее семьи. Для Сенеки же роль наставников тем значительнее, что перенятые от них знания, творческие установки, даже бытовые привычки поддерживают его в продолжении всего пути. Встречая в поздних и лучших вещах философа слова и мысли учителей рядом