Райдер быстро взял себя в руки.

Какой бы притягательной она ни была, единственной его целью на ближайшие недели было дожить до свадьбы Сэм, не поддавшись искушению спрятать ее в высокой башне, где ни один мужчина не сможет причинить ей боль. Чему никак не могло способствовать, если бы он позволил этой лукавой и своенравной учительнице танцев, уже успевшей подружиться с сестрой, заморочить себе голову.

Поэтому, вместо того чтобы утонуть в ее темных глазах, влажных губах, во всей ее томной чувственности, Райдер поднял взгляд вверх на фасад здания:

– Вы не знаете, кто владелец этого здания?

– А что? – в ответ спросила она.

– Это касается потолочных балок, – ответил Райдер, а когда опустил глаза, обнаружил, что Надя ушла далеко вперед.

– Меня спрашивать бесполезно, – бросила она через плечо. – Я просто здесь работаю.

Райдер следил за ней, пока она не растворилась в темноте, оставив его наедине с машиной и быстро остывавшим на ночном воздухе телом.

* * *

Надя упала на кровать за несколько минут до двенадцати. Буквально. Она просто рухнула, не раздеваясь, лицом вниз на нерасстеленную постель.

И тут же темнота перед глазами обернулась чистым холстом, на котором начали свою игру воспоминания.

Она снова слышала скрип лестницы, пробивающийся сквозь мелодию, под которую она танцевала. Чувствовала, как у нее закружилась голова от неожиданности, как прервалось дыхание, как она покрылась потом и ей стало не по себе. Снова ощутив твердую почву под ногами, Надя смыла с себя косметику, испарину и мужской пот. И, как говорила ее строгая бабушка, вышла из-за кулис.

Ожидая увидеть мужскую версию Сэм, которая была высокой, широко улыбающейся, симпатичной, но неуклюжей и несколько бестолковой, она глубоко ошибалась.

Райдер Фицджеральд был высок, но на этом сходство заканчивалось. Сказать, что он красив, значило ничего не сказать. Он просто сражал наповал. В деловом костюме, белоснежной рубашке, с безупречно лежащими волосами, в красивых, идеально чистых туфлях он выглядел большим и лощеным и, как оказалось, обладал острым как бритва умом. И венчала все это неумолимое совершенство едва заметная аура животной сексуальности, как будто за этим парнем тянулся шлейф тестостерона.

Когда Надя снова спряталась за занавесью, у нее тряслись руки. Они тряслись! Она не могла глубоко вдохнуть. Кровь грозила пробить стенки сосудов. В голове вертелась единственная мысль: «О нет!»

Теперь, с юмором оглядываясь назад, Надя не могла винить себя. Прошло уже около года с тех пор, как она в конце концов порвала со своим бывшим. И, честно говоря, такую острую, чувственную реакцию ни один мужчина не вызывал у нее так долго. Для женщины, вся жизнь которой состояла в познании собственного тела и служении собственному телу, тот факт, что оно превратилось в нечто почти бесчувственное, был почти противоестественным.

Доходило до того, что в моменты сомнений Надя начинала думать, что за два года отношений они угробили нечто большее, чем они сами. Не говоря уже о ее растоптанном самолюбии и погубленной карьере.

Но нет, она же Кент, а женщины из рода Кентов не привыкли плакать ни над разбитой любовью, ни над сломанными костями, если случалось такое. Они выкарабкивались. И Надя справилась с этим блестяще.

И теперь, когда она это сделала, когда стала танцевать лучше, чем когда-либо, когда оставалось всего несколько недель до того, чтобы попробовать вернуть все то, что она оставила, именно теперь в ней снова вспыхнул прежний огонь?

Надя со стоном перевернулась на спину и крепко прижала к груди подушку. Не помогло. Даже с широко открытыми глазами она до сих пор чувствовала, как под белой рубашкой этого мужчины ходуном ходили мышцы, крепкие и на удивление сильные. Тот жар, который шел от него. Стоило лишь ей прикоснуться к нему, и она ощущала под кожей его пульсации. И весь этот час тот же жар беспрестанно пульсировал в ее теле.

Перестань, слышался ей голос матери.

Матери, которая бросила на Надю один-единственный взгляд, когда та неожиданно появилась у нее на пороге с чемоданчиком и грустной историей… и улыбнулась. Не потому, что она была рада видеть свое единственное чадо. О нет. Балетная карьера Клаудии Кент рухнула из-за мужчины, и теперь, когда она видела, что продукт ее ошибки оказался в той же печальной ситуации, она смотрела на это как на посланное свыше кармическое воздаяние.

Надя крепче стиснула подушку, чтобы унять неприятное ощущение.

Ее мать была напрочь лишена генов материнства, но благодаря этому Надя рано научилась справляться с последствиями отказов, что оказалось настоящим даром для свободной танцовщицы. Невозможно быть танцовщицей и при этом быть слишком разборчивой. Это тяжелое, богом проклятое занятие. Как сказала однажды Этель Бэрримор, для того, чтобы стать успешной актрисой, женщина должна обладать лицом Венеры, умом Минервы, грацией Терпсихоры и быть толстокожей, как носорог. Танцовщицам требовалось иметь все это плюс способность делать шпагат на бильярдном кие.

Надя обладала всем этим и даже больше. И все же, если в ближайшие несколько недель ей не удастся использовать свой мимолетный шанс и вернуться к прежней жизни, она сможет довольствоваться лишь сознанием того, что совершила ту же ошибку, что и ее мать.

Впрочем, она, по крайней мере, не забеременела.

Под влиянием этих мыслей Надя дотянулась до ночного столика и взяла ноутбук. За несколько минут ей удалось выбросить из головы все посторонние размышления и набросать эскизы тех движений, которые она добавила в свой номер за день до появления Райдера Фицджеральда.

Когда ей было двадцать, она жила за счет природного таланта, дерзости и, возможно даже, имени своей матери. Но стоило на один год уйти со сцены, и момент был упущен. Каждый день появлялись более молодые, рвущиеся вперед танцоры, готовые занять ее место. Единственное, чего не знали эти маленькие голодные танцоры, – то, что теперь Надя не уступит. И ей действительно есть чем доказать это.

Закрыв ноутбук, она снова шлепнулась на кровать. Раз уж завтра занятия начинаются в два, у нее будет время, чтобы самой сходить на пару уроков. Может быть, на урок современного танца в Саут-Ярра или в тот недавно переделанный из склада зал в Ноттинг-Хилл. В любом случае она не будет сидеть здесь. Потому что Надя Кент снова в игре.

Несмотря на поздний час, всплески адреналина все еще будоражили ее, поэтому она схватила пульт от телевизора и прокрутила список фильмов на жестком диске, пока не нашла то, что искала.

Из полудохлых динамиков подержанного телевизора послышалась мелодия «Будь моим», и на экране начали извиваться зернистые черно-белые танцоры. Когда появилось набранное розовым шрифтом имя Патрика Суэйзи, Надя подоткнула под себя одеяло и вздохнула.

Да, все снова было по-прежнему. И так будет до тех пор, пока она не совершит какую-нибудь глупость. Опять.