Не зная, что и ответить, собираюсь что-то сказать, но отец добавляет:

– И, к твоему сведению, сестра сказала, что, когда после медового месяца ты приедешь забирать Флина, она намерена поговорить с Эриком, чтобы тот подыскал ей работу. Утверждает, что ей нужно начать новую жизнь, а без работы она это сделать не может. Кстати, Хесус продолжает ей названивать.

– Хесус?! И что нужно этому бестолковому?

– По ее словам, он лишь хочет узнать, как дела у девочек, и поговорить с ней.

– Думаешь, она хочет к нему вернуться?

Я слышу, как отец вздыхает. Наконец он отвечает:

– Нет, слава Христу, нет, это уж точно.

Новость об этих звонках мне крайне не понравилась. Этот тупица, мой бывший свояк, бросил сестру, когда она была беременна, чтобы якобы продолжать свою безумную жизнь. Надеюсь лишь, что Ракель будет умницей и не попадется на уловки этого волка в овечьей шкуре.

Понимаю, что эта тема очень волнует отца, и стараюсь ее замять, добавляя:

– А что касается ее желания работать, то мне очень жаль, папа, но в этом я с ней согласна.

– Но послушай, смугляночка, со своим заработком я легко могу содержать ее и девочек. Почему она хочет работать?

Понимая теперь намерения отца и сестры, я продолжаю:

– Слушай, папа, я уверена, что Ракель с тобой очень счастлива и благодарна за все, что ты можешь для нее сделать. Но она не собирается оставаться в Хересе, и ты это знаешь. Когда мы об этом говорили, она сказала тебе, что это всего лишь на время и…

– Но что она собирается делать сама с девочками в Мадриде? Она была бы здесь, со мной, я заботился бы о ней и знал бы, что с ними тремя все в порядке.

Я невольно улыбаюсь: отец – такой же суперзащитник, как и Эрик. И смиренно добавляю:

– Папа… Ракель должна вернуться к нормальной жизни. И если она останется с тобой в Хересе, то не скоро заживет, как раньше. Разве ты не понимаешь?

Мой отец – самый добрый и щедрый человек во всем мире, и я его понимаю. Но понимаю и сестру. Ей хочется вырваться вперед. Зная ее, я уверена, что она этого добьется. И надеюсь, что это будет не с Хесусом.

Минут через сорок пять я прощаюсь с отцом и иду в буфет набивать желудок. Все очень вкусное, и мне приходится туго. Ах, ну еще немножечко! Наевшись, направляюсь на пляж в своем неоново-зеленом купальнике, в котором выгляжу еще более смуглой. Выйдя на пляж, ищу взглядом свободный шезлонг с зонтиком. Нахожу, иду к нему и падаю в него.

Обожаю солнце!

Достаю iPod, надеваю наушники и включаю песню своего любимого Пабло Альборана:

Если море разделяет континенты, то нас разделяют сотни морей.

Если бы я мог быть смелее, то смог бы рассказать о своей любви тебе…

Из-за которой мой голос тает в этой песне.

Вот так говорит мое сердце.

Меня называют безумцем за то, что не замечаю, как мало ты мне даешь.

Меня называют безумцем за то, что прошу у луны о тебе за окном.

Меня называют безумцем, если я ошибаюсь и нехотя тебя вспоминаю.

Меня называют безумцем за то, что воспоминания о тебе сжигают мое тело.

Безумец… безумец… безумец… безумец… безуме-е-е-ец[4].

Я напеваю и наблюдаю за тем, как накатываются волны.

Это самая подходящая песня, чтобы наблюдать за морем!

Наслаждаясь чудесным моментом, с улыбкой открываю книгу. Иногда я могу одновременно читать и напевать. Редко, но умею. Однако минут через двадцать, когда Пабло поет «Жизнь в розовом цвете», у меня начинают слипаться глаза, и под легкий бриз я закрываю книгу. Сама того не замечая, погружаюсь в объятия сна. Не знаю, сколько я проспала. Внезапно слышу:

– Сеньорита… сеньорита…

Открываю глаза. В чем дело?

Не понимая, что происходит, снимаю наушники и вижу, что официант с очаровательной улыбкой протягивает мне «маргариту» и говорит:

– Это от господина в синей рубашке у бара.

Я улыбаюсь. Эрик вернулся.

Умирая от жажды, делаю глоток. Как вкусно! Однако, повернувшись к бару с самой милой и сексуальной улыбкой, каменею от удивления. Тот, кто прислал мне коктейль, – вовсе не Эрик.

Боже мой, как неловко!

Господин в синей рубашке – это мужчина лет сорока, высокий, темноволосый и в полосатых шортах. Заметив, что я смотрю на него, он улыбается, а мне хочется провалиться сквозь землю.

Ну и что мне теперь делать? Выплюнуть коктейль?

Конечно же, не собираясь делать ничего такого, благодарю его, как могу, отворачиваюсь и открываю книгу. Краем глаза вижу, что он улыбается, садится на один из стульев у бара и продолжает пить свой напиток.

Более получаса я пытаюсь читать, но безрезультатно. Этот мужчина выводит меня из себя. Он не двигается с места и не прекращает на меня глазеть. В конце концов я закрываю книгу, снимаю солнечные очки и иду окунуться.

Вода прохладная, и я от этого в восторге.

Захожу в воду по пояс и, когда подходит волна, ныряю, как сирена, и плыву под водой.

О да… Какое приятное ощущение.

Наплававшись, ложусь на воду вверх лицом. Захотелось снять верх купальника, но я отказалась от этой идеи. Что-то мне подсказывает, что тот мужчина из бара до сих пор на меня смотрит и может расценить это как приглашение.

– Привет.

Услышав голос рядом с собой, я от неожиданности подскакиваю и чуть не захлебываюсь. Чьи-то руки быстро подхватывают меня и отпускают, когда мне удается встать на ноги. Вытерев лицо и губы от воды, я хлопаю ресницами и вижу, что это тот самый незнакомец, который уже больше часа глазеет на меня.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я.

Он с насмешливой улыбкой отвечает:

– Для начала – чтобы ты не утонула. Мне жаль, если я тебя напугал. Я лишь хочу побеседовать, прекрасная дамочка.

Невольно улыбаюсь. Я такая глупая и улыбчивая. У него очень приятный мексиканский акцент, однако, взяв себя в руки, я немного отстраняюсь от него.

– Послушай… Большое спасибо за коктейль, но я замужем и не хочу беседовать ни с тобой, ни с кем бы то ни было, понятно?

Он кивает и спрашивает:

– Недавно вышла замуж?

Я готова послать его куда подальше. И какое ему дело? Отвечаю:

– Я сказала, что замужем, поэтому будь так любезен оставить меня в покое, прежде чем я разозлюсь и ты пожалеешь, что связался со мной. А… и до того, как ты начнешь настаивать, предупреждаю, что из прекрасной дамочки я могу превратиться в грубую мерзавку. Так вот, лучше иди подальше и не зли меня!