Теперь ничего уже нельзя было исправить. Ребёнок не мог солгать, и его слова не было нужды проверять. Пандион присвистнул.

— Да-а-а... Вот так добыча! Ну, ладно.

Он повернулся и стал спускаться с корабля. Андромаха слышала, как он сказал стражникам:

— Не спускать глаз с женщины и с мальчишки. Это не простые пленники. Надо сказать Неоптолему.

Андромаха едва вновь не лишилась сознания. Её всю трясло, голова кружилась.

— Мама! — услышала она голос сына — Мама... Что будет? Мама!

Она поцеловала прижавшуюся к ней головку, влажную, то ли от брызг, приносимых порывами ветра, то ли от её слёз.

— Астианакс... Потерпи! Всё будет... хорошо!

— Где папа?

Он теребил её руку, и она поняла, что вновь уходит в какую-то нереальность, перестаёт понимать, что происходит. Где Гектор? Где? Она видела, как он погиб. Но разве она сможет поверить в его смерть? Разве сможет сказать о ней сыну?

— Я не знаю, где папа, маленький!

— Но он придёт? Он к нам придёт, да?

— Да! — хрипло прошептала Андромаха. — Или он к нам, или мы к нему...

Тёмная тень перемахнула через борт под недоумённые возгласы, донёсшиеся снизу, — стража не могла понять, что происходит. Пленница Неоптолема не заметила этого шума и возни, но тут что-то влажное и тёплое ткнулось в её плечо, и лежавшую поверх плаща руку лизнул горячий, широкий язык. Андромаха вздрогнула, подняла голову. И тотчас вскрикнула:

— Тарк! Тарк, милый!

Огромный пёс тихо взвизгнул и облизал ей лицо.

— Тарк пришёл! — крикнул в восторге Астианакс и протянул руки к собаке.

— Что это за псина? — заорал один из караульных, перевешиваясь через борт и свободной рукой стягивая с плеча лук. — Откуда она, и зачем она нам на корабле? Эй, воины! Это собака троянки. Пристрелить?

— Не смей! — крикнула Андромаха, вдруг обретая твёрдость голоса и вытягивая вперёд руку. — Это собака Ахилла. Если Неоптолем узнает, что вы хотели убить её, он не простит вам.

— Да? — воин растерялся. — Собака Ахилла? Откуда ты знаешь, женщина?

— Я видела его с нею, — голос пленницы зазвенел. — Он говорил мне об этой собаке, не трогайте её, и она никого не тронет.

— А, пускай Неоптолем решает! — донёсся снизу голос другого караульного. — Нам-то что? Пёс ничего плохого не делает.

Голова воина ещё поторчала над бортом корабля и исчезла. Тарк понюхал воздух, недовольно зарычал и лёг у ног Андромахи. Астианакс вырвался из рук матери и, скатившись с её колен, обнял пса и зарылся личиком в густой золотистый мех. Всего несколько дней прожил Тарк во дворце Приама, но за это время сын Гектора успел полюбить его.

И тут Андромаха поняла, что наконец может заплакать. Не навзрыд, как обычно плачут женщины в великом горе. Её плач был похож на внутреннюю дрожь, разрывающую душу, извергающую из глаз слёзы, жгучие, как сама её боль, ничего не облегчающие, лишь дающие выход отчаянию.

Она шикала, вся содрогаясь, почти беззвучно, не закрывая лица, не опуская головы. А у её ног трёхлетий малыш, смеясь, возился с гигантским псом и теребил его густой мех. И это было вес, что осталось от мира, в котором она жила, от всего, что она любила...

* * *

Наступил март, как-то очень быстро в этом году начались оттепели, а ночами вновь приударял морозец, и улочка, что вела от укатанной шоссейки к дому профессора Каверина, из твёрдо утрамбованной сахарно-белой дорожки превратилась в шероховатый каток, местами грозивший проломиться. Аннушка неосторожно поставила ногу на вроде бы надёжный лёд и ойкнула, по щиколотку уйдя в студёную ледовую крошку.

— Вот разиня! — шедший впереди Миша обернулся к жене и подхватил её под локоть. — Ну что? И в сапог попало?

— Попало, а ты как думал! — отозвалась расстроенная Анюта. — И ведь новые сапожки...

— Вот-вот! Зачем же за город на каблуках? Ладно, положим у камина — быстро высохнут.

Они торопились к профессору, потому что в прошлый раз ему пришлось прервать чтение пока что наполовину переведённой второй книги романа на самом интересном месте. Но вовсе не потому, что Каверин устал. Просто Вера, с которой они в очередной раз оставили малышей, позвонила уже в двенадцатом часу вечера и сообщила, что у маленькой Пинки поднялась температура, она капризничает, а по сей причине готовы поднять рёв и Сашка с Алёшкой. Лишнее говорить, что Миша с Аней бегом кинулись на последнюю электричку. Правда, в итоге всё обошлось: температура была небольшая и к утру прошла, а «мужской состав» близнецов к приезду папы и мамы уже мирно сопел носами.

— Слушай, а у кого-то из античных авторов есть ведь такой вариант развития событий, — сказала Аня, когда неделю спустя они водрузились в полупустую электричку, и та, загудев, «отчалила» от мокрого весеннего перрона. — У кого-то из них Астианакс тоже не погибает при осаде Трои, как в большинстве мифологических вариантов, а попадает вместе с Андромахой в рабство к Неоптолему.

— Путаешь! — возразил Миша. — Тебе вспомнились не античные пьесы, а драма Расина «Андромаха». Вот там, действительно, Астианакс остаётся жив во время штурма Трои и оказывается вместе с матерью у Неоптолема. Опять загадка: почему никто из авторов древности не знал, а драматург XVII века знал? Может, Александр Георгиевич выскажет какие-нибудь предположения?

Однако скользкая дорожка и вымокший в ледяной каше сапожок заставили молодых людей на время позабыть приготовленный заранее вопрос. И когда Каверин, кинув Аннушке на колени плотный плед и заварив своего знаменитого чаю, уселся в кресло и взялся за кипу новой распечатки, Михаил спросил совсем другое:

— Александр Георгиевич, а что, все эти Агамемноны и Менелаи не узнали, кого именно взял в качестве боевой добычи Неоптолем? Помните, в конце первой книги Гектор высказал опасение, что его сына ахейцы могут убить?

Профессор улыбнулся:

— Зришь в корень, Мишенька, зришь в корень! Сейчас об этом и пойдёт речь. Мы с вами покинули Андромаху в тот страшный, вероятно, самый страшный в её жизни вечер, когда корабли ахейцев ещё стояли у троянских берегов. А на рассвете...

На рассвете корабли вышли в море. Шторма не было, но ветер не утихал, и тяжелогружёные суда, низко осевшие в воду, сильно шатало, опасно креня их борта почти к самой волне.

Перед отплытием на берегу царили шум, крики, брань и пьяные песни, а потому Андромаха не услышала того, что произошло почти у самых сходен корабля, на котором она находилась.

Когда Неоптолем, проверив, все ли корабли готовы к плаванию и все ли его люди погрузились на них, уже собирался взойти на своё судно, к нему подошли трое базилевсов — Менелай, Аякс Локрийский и Иодамант. От всех троих отчаянно разило вином, а Менелай к тому же шёл нетвёрдо, ступая по земле так, будто она качалась, как палуба корабля. Десятка два воинов, сопровождавших царей, тоже были сильно пьяны.