— Спасибо, — Андромаха вновь опустилась на скамью. — Воин дал мне вчера лепёшку, и я покормила сына. А мне сеть не хочется.

— Ты больше суток голодаешь! — покачал головой Неоптолем. — Так нельзя. Поешь, прошу тебя.

— Хорошо.

Она взяла блюдо к себе на колени и принялась за еду, а он сидел на сундуке и смотрел, как она отламывает кусочки хлеба своими тонкими смуглыми пальчиками, как подхватывает в ладонь горсточку сыра и осторожно берёт его розовыми губами, похожими на свернувшиеся лепестки шиповника. Никогда Неоптолем не думал, что можно так восхищаться и любоваться, наблюдая за чьей-то едой.

Молодая женщина отломила половину лепёшки и протянула Тарку. Тот сразу проглотил кусок, и снова большой пушистый хвост описал полукруг по шершавым доскам.

— Дай ему ещё, — сказал Неоптолем. — Я принесу побольше. Ничего другого у нас пока нет, но кормчий говорит: если не будет сильных штормов, то через пару дней мы сделаем остановку на одном из островов, что у нас на пути, — там мы выменяем у пастухов молока, мяса, ещё сыра.

— А куда мы плывём? — спросила Андромаха, наливая в чашку воды и поднося её к губам.

— Мы плывём в Эпир, в моё царство, — ответил мальчик.

— Да, Ахилл говорил, что старый царь Эпира — брат его отца, и что власть над этой землёй перейдёт к вам. А далеко это от Фтии, в которой вырос Ахилл?

— Близко. Нелей мечтал объединить эти земли, но родственников у нас ещё много. А ты, выходит, и вправду хорошо знала моего отца?

Андромаха посмотрела ему в лицо своими изумрудными глазами и проговорила тихо:

— Ты можешь не верить, Неоптолем, но твой отец и мой муж действительно были самыми близкими друзьями. И мы любили... мы любили Ахилла!

И тут силы снова ей изменили, она вскрикнула и, всплеснув руками так, что блюдо едва не соскользнуло с её колен, закрыла лицо ладонями:

— Ахилл, Ахилл! О, если бы ты был жив, если бы оставался с нами, ничего бы не произошло... Всё было бы хорошо!

Она заплакала, но тут же, совладав с собою, подняла голову, ладонью отирая слёзы.

— А Гектор так и не поверил! — воскликнула Андромаха. — Он говорил, всё время говорил, что Ахилл жив и вернётся!

— Он думал, что богиня Фетида, которая унесла с костра его тело, вернула его к жизни? — Неоптолем был изумлён этим искренним порывом отчаяния и таким явным, таким непритворным проявлением любви к его отцу со стороны молодой троянки. — Но, если так, то мой отец испил нектара и отведал амврозии и стал божеством. Он не вернётся к людям. Некоторые наши воины так и думают.

Андромаха покачала головой:

— Нет, нет. Гектор был уверен, что его друг ожил и остался человеком. Он... он говорил, что его тело взяла с костра вовсе не богиня Фетида, а царица амазонок Пентесилея, которую Ахилл любил — Гектор узнал её. Он говорил, что есть тайна, которую он не может открыть, но суть её в том, что амазонки иногда могут оживлять мёртвых! И мы ждали... мы его ждали. Гели бы он был с нами, он не дал бы ахейцам разрушить Трою!

Неоптолем нахмурился. Да, ему говорили, что его отец сделал всё возможное для заключения мира с троянцами, что он не хотел и слышать о штурме города, что даже после нападения амазонок он доказал, что в этом не было вины царя Приама и переговоры можно продолжать. Об этом говорили воины, базилевсы предпочитали помалкивать. Впрочем, из базилевсов он беседовал подолгу только с Агамемноном и Менелаем, а они-то ясно чего хотели!

— Значит, я пошёл против воли отца? — резко спросил он пленницу.

— Да, — твёрдо ответила Андромаха. — Но ведь ты этого не знал, верно? Они обманули тебя? Они ведь и Ахилла сперва обманывали! Менелай ему сказал, что его друга, Патрокла, убил Гектор, а на самом деле смертельный удар Патроклу нанёс другой воин. Гектор мне потом рассказал. Мой Гектор!..

Она закрыла глаза, и на мгновение её лицо просияло — она ясно увидела мужа. Неоптолем ощутил острую, как жало, боль, но не испытал гнева. Тем более что выражение счастья на лице Андромахи тут же исчезло, и оно вновь потемнело.

— Я схожу с ума! — прошептала она. — Я отчётливо чувствую, что жив и мой Гектор, хотя он на моих глазах!.. На моих глазах...

У неё вырвалось истерическое рыдание, она вся задрожала. И вновь вместо гнева Неоптолем ощутил острую, незнакомую прежде жалость. Он не понимал, что с ним происходит.

— Андромаха! — мальчик взял её руку и сжал, стараясь не причинить боли. — Послушай... прости меня! Я никому, никогда не дам обидеть ни тебя, ни твоего сына. Даю слово.

Молодая женщина посмотрела на него сквозь слёзы с такой тихой, печальной благодарностью, что ему и самому захотелось заплакать.

— Прости и ты меня! — выдохнула Андромаха. — В том, что вчера произошло, виновата только я. Я — твоя пленница, твоя рабыня, и ты волен делать со мною, что захочешь.

В этих словах был бы вызов, если бы при этом её голос вновь не потускнел, не стал мёртвым и холодным, будто она усилием воли рвала невидимую связь, возникшую сейчас между ними, и вновь оставляла за ним лишь одно право — право сильного, которое, как он убедился этой ночью, совсем ничего не стоило...

Но Неоптолем на этот раз оказался не слабее её.

— Я никогда больше к тебе не прикоснусь! — сказал он твёрдо. — До тех пор, пока ты сама... если ты сама не захочешь. Ты... Ты — первая, понимаешь, первая женщина, которой мне захотелось!

— Понимаю, — проговорила она, опустив глаза.

Некоторое время и он, и она молчали. Кормчий повернул весло, ветер немного развернул парус, и синяя тень, как плащом, накрыла их, спящего ребёнка, настороженно замершего возле их ног Тарка.

— Послушай, Андромаха! — голос Неоптолема прозвучал теперь почти робко. — Расскажи мне о моём отце. Я ведь не знаю его. Я его даже никогда не видел.

— Но тебе же рассказывали о нём — цари, воины?

Мальчик усмехнулся и пожал плечами.

— Цари? Агамемнон с Менелаем? Только громкие слова, в которых ничего не было. Воины? Ну, рассказывали. Там были восторг и преклонение. Они тоже знали его только со стороны. А ведь вы, Гектор и ты, вы же с ним дружили. Пожалуйста, расскажи мне про него!

И она стала рассказывать. Про лесной грот, про ту ночь, когда она и Ахилл сидели рядом у постели умирающего Гектора, и Ахилл пригрозил спутать крылья богу смерти Танату, если он явится за своей добычей. Про их бесконечные разговоры, про историю с троянским перебежчиком и подземным ходом, про то, как Ахилл нёс её на руках через утренний лес, чтобы она быстрее добралась до нужной горной тропы и успела предупредить пастухов троянского селения о боевом походе ахейцев. Она рассказала про битву с амазонками, и как Ахилл отпустил Гектора на свободу, и как доверчиво и бесстрашно приехал с ними в Трою. Она говорила и говорила, и мальчик слушал её, замерев, не перебивая.