Гегель критиковал церковь, его нисколько не смущало: в своем кругу семинаристы и сами были не прочь позубоскалить о «деспотах-архиереях», «глупых попах» и «безбородых монахах». Единство религии и философии — вот что было по-настоящему важно, что окрыляло едва не потерявшего веру семинариста.

Тем не менее, священником он так и не стал. На предложение приготовиться к дьяконской хиротонии в ближайшее воскресенье, Сергей ответил отказом, чем сильно удивил не только отца-ректора, но и всю семинарскую братию. Стоило четыре года зубрить латынь и догматику, чтобы под конец остаться в одном подряснике!

«Paupertas non est probrum»2, — отшучивался отказник на вопросы собратьев по семинарии: на что он вообще собирается жить? У него уже созрел план, чем он займется после получения диплома. Философия с её диалектикой и метафизикой, с её методами и логическим аппаратом, высилась перед ним как некая хрустальная гора Познания, сверкающая множеством граней в лучах солнца Истины. Где-то там, на самой вершине хранится магический кристалл Единства, который Сергей обязательно найдет, и тогда последние тайны мироздания раскроются перед ним, и он возвестит о них человечеству. Нужно только взобраться на плечи титанов Мысли, самому эту гору не одолеть.

Одно лишь его тревожило: что скажет Лида? Они поженились ещё на третьем курсе, и все это время она ждала, когда Сергей закончит семинарию и — самое главное! — станет священником. Лида была хорошей девушкой из верующей семьи. Стройная, как серна, с длинной косой каштановых волос и восторженным детским взглядом, она была похожа на озорного ангела. Особенно Сергею нравился её смех: серебряными колокольчиками рассыпался он перед ней, и невозможно было устоять, не заразиться его легкой, чистой радостью. Услышав его однажды во дворце городского храма, Сергей влюбился в это небесное создание, и, недолго думая, предложил руку и сердце. Лида согласилась.

Больше всего на свете Сергей боялся огорчить супругу. И он с ужасом представлял себе, как он скажет ей о своем решении пойти в науку. Думая об этом, он почему-то представлял себе сцену с поцелуем Иуды в Гефсиманском саду. В принципе, все так и произошло: была встреча, холодный поцелуй, вопросительный взгляд жены, слова: «Ты не будешь священником?», — все как в евангелии. И сколько он не оправдывался, говоря, что по-прежнему верит в Бога, и что его увлечение наукой это тоже служение Господу, он не мог отделаться от мысли, что предал Христа.

Поступив в университет, Сергей взялся за изучение наук с таким же рвением, с каким раньше молился, вставая в пять часов утра, или читал Библию и жития святых — забывая поесть и урывая часы у ночного сна. Он хотел доказать Лиде, что это по-прежнему он, её Сергей. Только теперь он знает больше и видит яснее ту истину, которая когда-то открылась ему в церкви.

И теперь, когда он, Сергей Величко, без пяти минут кандидат наук, она должна наконец это понять. И, может быть, простить. Все эти годы она лелеяла надежду, что супруг бросит «всю эту писанину» и вернется в церковь, к которой он совершенно остыл с тех пор, как поступил в университет.

Приходя с дочкой со службы, она всегда пересказывала мужу, всё, что увидела и услышала в храме.

— Ой, Серёжа, знаешь, как сегодня пели Херувимскую? Восторг! Марина — просто гений, да и девочки молодцы, такие пируэты выводят — заслушаешься! Кстати, отец Михаил тебе привет передавал, давно, говорит не видел тебя на службе.

Слушая её суетливую болтовню, Сергей улыбался и кивал головой, делая вид, что ему интересно, но по грустным глазам супруги догадывался, что она ему не верит.

А ведь женись он тогда на Светке, все было бы по-другому…

— Пацан, выходить будешь? — раздался за спиной у Сергея сердитый женский голос. Только сейчас он понял, что, погрузившись в воспоминания, не заметил, как трамвай пришел на конечную. Он стоял посреди салона, загораживая проход к единственной открытой передней двери.

— Ну чё встал, как вкопанный, иди давай, не задерживай! — наседала квадратная тетка в робе с огромной авоськой в руках. За ней топталось ещё несколько человек, одетых в какой-то винтаж.

«Старый город, — промелькнуло в голове у Сергея, — ничего не меняется».

— Да, да, извините, пожалуйста, я…

— Ты задолбал уже, щегол, вали по-бырому, — сиплым голосом проворчал из-за теткиного плеча небритый мужик в пошорканной кожанке и помятой вельветовой кепке.

Сергей не стал дожидаться «особого приглашения» и пулей вылетел из трамвая. Он пробежал метров двадцать, легко перепрыгивая лужи, заполнявшие выбоины на разбитом асфальте. Двадцать лет прошло, а дорогу так и не сделали. А ещё обижаются, что их совком называют. И эти туда же: «пацан», «щегол». Это он-то пацан? Мужчина в полном расцвете лет и с кандидатской диссертацией в кармане. Одно слово — пролетарии…

Стоп! А где портфель? Документы, деньги, телефон — все осталось там. Сергей резко остановился и рванул обратно, на остановку. Но трамвай, лениво покачивая своими красно-белыми бортами, постукивая и позвякивая на рельсах, со скрипом исчез за поворотом. От досады у Сергея сдавило горло, и он громко, сквозь зубы, выругался: «Сука!» Стоя на заплеванном и заваленном окурками перроне, он медленно вдыхал воздух ноздрями, пытаясь привести нервы в порядок. Да уж, давненько он так не срывался. Может коньяк в голову ударил? Да нет, пил всего ничего. Какой он, к черту, кандидат после этого? Как есть — пацан.

И куда, зачем он помчался сломя голову? Нужно было просто дождаться, когда эта старая железяка развернется и ехать обратно, домой, где собрались за столом родные и друзья, чтобы поздравить Сергея Платоновича Величко с успешной защитой диссертации. Но Сергей Платонович так углубился в воспоминания, видите ли, что проехал свою остановку!

Вернуться пешком не получится: дорога, соединявшая старую и новую части города, растянулась километров на десять по берегу водохранилища, и шла мимо завода синтетического каучука и старой ГРЭС. Автобусы сюда давно не ходят — после Перестройки крупны предприятия в старом городе позакрывались, и район постепенно обезлюдел. Здесь оставались доживать свой век пенсионеры, да разные асоциальные элементы.

Сколько он здесь не был? Лет двадцать, наверное. А что? Следующий трамвай не скоро, через час-полтора, можно и забежать в свой квартал, понастольгировать. Сплюнув себе под ноги (грязнее не станет!), Сергей быстрым шагом пошел по заваленному облетевшей листвой и мусором тротуару, мимо ряда желтых ленинградских домов, с лепниной по фасаду и полукруглыми проездными арками.

Глава 3. Старый город

Дорога на Тру-ля-ля (народное название района, где родился