– Нет, – твердо отвечаю я.

Потому что знаю, зачем учусь в Москве. В ужасной, грохочущей, суетной, очень грязной. И одновременно роскошной, красивой, бесконечной. Мне Москва напоминает разжиревшую красавицу в возрасте. Наряженную, сильно накрашенную, с пышными кудрями, разбросанными по толстой спине, всю в кольцах, серьгах, бусах, с кружевами, воланами, бахромой, пятислойной одеждой – и с грязными босыми пятками, виднеющимися из больших дырок на носках, с одышкой, потную, надушенную-передушенную… И несмотря ни на что – неотразимую и обаятельную, по природе своей, громко хохочущую, что-то напевающую, постоянно привлекающую общее внимание. Не нарочно – такую трудно не заметить.

Ульяна – для меня как истинная москвичка – тоже очень яркая и громкая. Одевается она хорошо, небрежно, просто и дорого (так мне кажется). На семинарах отвечает в точку, прекрасно поет, слишком прекрасно – зачем было поступать сюда к нам и так петь? Шла бы в Гнесинку… Шутит острее, чем я… В общем, мне она – не подруга. Причем я вижу, что нравлюсь ей, а она мне – нет.

– Так что, Тузик, идешь? – Ульяна приобняв меня, теперь ждала моего ответа и одновременно фотографировалась вместе со мной.

Дурацкая привычка многих. Снять тебя в самом нелепом виде и поставить в Сеть, обязательно написав, кто ты. Потом любой человек, набрав мою фамилию, может наслаждаться видом моего уха, вытянутого вбок носа (если снимать снизу и очень близко). Но я сдержалась, не стала комментировать. Я хороша в любом виде, даже с лицом, искаженным неверной съемкой, и… – что мне от этого? С лица воды не пить, со своего в том числе.

– Иду.

Я иду – точнее, бегу или лечу. Но никто об этом не узнает, даже Ульяна, умная и проницательная.

– Знаешь их? Читаешь посты?

– Ну да, – как можно нейтральнее ответила я. – Немного знаю.

Не рассказывать же Ульяне, которая мне – никто, совершенно чужой человек, что одного из них я не то что знаю, а… какое слово будет правильным? Обожаю? Слáбо. Боготворю. Глупо. Нет. Люблю? Не уверена. Потому что не знаю пока, что такое настоящая любовь.

– У Андреева вчера онлайн-встреча была в Ютьюбе, – стала рассказывать Ульяна.

Я молча кивнула. Я ждала эту встречу. И написала ему вопрос. И он мой вопрос почему-то не прочел. Хотя я задала ему очень умный, хороший вопрос и была уверена, что он на него обязательно ответит. Я спросила – как он считает, может ли женщина быть таким же борцом за справедливость, как и мужчина. Я знаю ответ и одновременно его не знаю. Я чувствую в себе способность встать рядом с Андреевым и верить в то, во что он верит. Но ведь я хочу не столько бороться за справедливость, а просто быть рядом с ним.

– Читала его книгу? Он недавно выпустил книгу, – продолжала Ульяна.

– Так… видела… – уклончиво ответила я.

Я купила его книгу в прошлом месяце на последние деньги и начала ее читать. Пять дней до стипендии ела пшенку и пила еле сладкий чай, не ходила в столовую, брала с собой хлеб. Книга оказалась очень дорогая, зачем-то слишком хорошо изданная – на толстой белой бумаге, с цветными фотографиями. Но я ее купила, потому что тираж маленький, и еще потому, что это даже волнительнее, чем слушать его онлайн. Читаешь буквы – и голос его звучит у тебя в голове. У тебя одной. А когда он сидит перед экраном в своем доме и разговаривает со зрителями – это лишь иллюзия, что он говорит мне. Он смотрит в камеру и говорит всем. А книга – это совсем другое, я слышу его настоящую интонацию, читаю его мысли.

Не могу сказать, что мне все в его книге интересно. Там, где он углубляется в экономику, – не очень. Но я представляю, как он ее писал, морщил свой прекрасный высокий лоб, клал руку на лоб, как он всегда делает, когда думает, что ответить, потом быстро-быстро набирал текст на клавиатуре… он улыбался собственным мыслям или хмурился… а руки, его красивые руки, которые всё умеют (он ставит фотографии своей бытовой жизни) легко летали по клавиатуре… Я уверена, что он все делает быстро – быстро ходит, быстро пишет. У него веселый быстрый взгляд, мгновенный смех, белые-белые зубы, небольшой рот, нос… Вообще весь он не очень крупный, но такой ладный, так правильно скроенный. И говорит – не важно о чем – именно так, как я бы сказала, только я так не умею. Я всегда слушаю его с огромным удовольствием. Бесконечно могу слушать, даже если тема мне не слишком интересна. На самом деле я до встречи с ним была почти нейтральна в политике, в отличие от моей мамы и бабушки, а может быть, в противоречие им. Они всегда так буйно спорят, что я привыкла отходить в сторонку, не принимая ничью сторону.

– А я ему вопрос вчера задала, – весело сказала Ульяна. – Правда, подписалась «Ульбрихт». И он мой вопрос прочитал. И ответил на него.

Я посмотрела на Ульяну. Да, я помню этот длинный и очень странный, на мой взгляд, вопрос. Я еще подумала – чего этот человек хочет? Свой ум показать или вопрос задать? А Андреев почему-то долго читал вопрос и так подробно отвечал, что я даже решила – он сам его себе задал. А это, оказывается, была Ульяна… Действительно, Ульяна-Ульбрихт… Чуднáя она…

– Что ты так смотришь? – проницательная Ульяна заметила мое замешательство.

Я побыстрее отвела глаза.

– Думаешь, он мне нравится? Нет, просто мне нравятся его мысли. Он – умнейший человек.

Я кивнула. Я-то знаю, что он умнейший человек. Но еще знаю, что никто так хорошо не улыбается, как он. В тридцать семь лет иметь такую чистую, детскую улыбку. Никто так не смотрит – прямо тебе в глаза… Даже с экрана кажется, что он смотрит в мою душу. Я знаю, что это очень глупо – влюбиться в человека, который сидит в студии, смотрит в камеру, а потом словно приходит к тебе домой и разговаривает с тобой – с экрана телевизора, компьютера или телефона. Но… что же могу теперь поделать? Любовь это или лишь влюбленность, но именно из-за Андреева мне все мои сверстники кажутся такими ничтожными. Девятнадцать лет разница – это много или мало? Бывает же и тридцать лет разница. И ничего – живут, детей рожают.

Так я себя утешаю, зная, что это на самом деле огромная разница. И представляю, как бы побежала по квартире бабушка, хватаясь за голову и роняя пепел на пол, как бы выпрямилась на стуле мама и сказала: «Так. А теперь с самого начала. Где была твоя башка, когда ты позволила себе влюбиться?» Поэтому я им, моим самым любимым и дорогим, ничего не говорю. Приезжаю домой, сажусь поближе к маме, кладу ей голову на плечо и молчу. Мне кажется, мама догадывается, что у меня появилась какая-то тайна в Москве, но она ничего не спрашивает. А бабушка, наоборот, подступается с очень тонкими, как ей кажется, расспросами – издалека-издалека.

– Ну, как там мальчики в Москве – начитанные?

– Накуренные, ба. И напитые.

– Надя!.. – Бабушка отмахивается. – Ну что за шутки! Курение еще никого не портило! Не вали все в одну кучу. Курить это курить. Здоровью вредить, и все. А пить – другое. И если в меру, кстати, то и пить… Вот дед твой полгорода вылечил, а выпить по маленькой любил. В воскресенье – три законные. Таня помнит.