– Хорошее начало для маленького рассказа, запиши, – пробормотала я.

Причем тут какой-то кот? Если я потеряла Андреева… и вовсе никто у меня под дверью не сидит. Максимум Игнат. Я бы не отказалась прийти сейчас в общежитие, а у меня там под дверью – прекрасный пушистый кот. Один из андреевских, например… Пусть даже и с оторванным ухом. Я бы его лечила… Нет, что за бред. Не думать, не надо думать ни про его котов, ни про него самого…

– Звонит… – кивнула Ульяна на свой телефон. – Я не буду отвечать, уж извини.

– Теперь мне звонит… – Я взглянула на телефон и увидела, что это второй пропущенный вызов от него. У меня телефон стоял на беззвучном режиме. Значит, он мне первой звонил. Да что за ерунда! Почему меня волнует еще, первой или второй он мне звонил… Конечно, это так быстро не пройдет. И одно дело – сказать: «До свидания!», а другое дело – попрощаться на самом деле… – Ну мы же к нему ходили не только из-за того, что мы… – Я замолчала.

– Не только, – улыбнулась Ульяна. – Он умный и необыкновенный. Мы пообщались с таким вот человеком. Светочем разума.

– Еще он порядочный… – пробормотала я.

– И талантливый. И смелый. Ну что, возвращаемся? – засмеялась Ульяна.

Я помотала головой. Нет, нет и нет. Все кончено. Я буду, конечно, читать его посты. Я же должна знать правду о мире. И иногда слушать передачи. Которые он опять будет делать один, пока не найдет новых помощников. Или помощниц.

Я стянула одну варежку и протянула Ульяне.

– Возьми. Я одну руку буду в кармане держать. Я просто хотела Андрееву понравиться и так легко оделась.

– Ясное дело, – улыбнулась Ульяна. – Я тоже. Фотоаппарат взяла. Чтобы он увидел, что я взрослый художник, личность… Зато хорошие снимки сегодня сделала. Одна его птица чего стоит. Она же как ручная, живет в его саду.

– Я знаю. Но мы же не будем, как эта птица… в его саду?

– Я не буду, как эта птица, жить в твоем саду… – задумчиво проговорила Ульяна.

– Улечу, но мне будет сниться, что я… к тебе иду… – негромко продолжила я.

– Птицы не ходят, а летают, вообще-то, – заметила Ульяна.

– Курицы – ходят, – пробормотала я. – И страусы.

– Мы не курицы и не страусы. Нет. Мы Царевны Лебеди и будущие комиссары по культуре. Ну и что такого, что Андреев любит не нас? Ведь хуже было бы, если бы он выбрал кого-то одну? Второй было бы очень обидно.

Я хмыкнула:

– Зато сейчас не обидно, да?

Ульяна глубоко вдохнула свежий воздух.

– Смотри, пока мы сидели у него, как облака понеслись. Странно, ветра почти нет, а облака несутся. Красота. Поедем летом на Алтай, сделаем какой-нибудь хороший сюжет? О природе, о том, как там люди живут…

Я улыбнулась, Ульяна вовремя подхватила меня под руку, потому что стало скользко идти, и я второй раз уже чуть не упала, на каблуках, на которых я совсем не умею ходить.

Я надела весенние холодные полусапожки на каблуках и легкую юбку, потому что хотела понравиться Андрееву.

Андрееву, к которому приехала любимая жена.

Жена, которая гораздо глупее его и старше меня в два раза.

Которую он любит, и пока ее нет, пока она в Орегоне смотрит, как распускаются почки, он накручивает на палец мягкие волосы юных блондинок. И улыбается им, и смотрит долгим взглядом. А блондинки теряют разум и тают, тают, превращаясь в лужицу, в которой отражается блеклое февральское небо со стремительно летящими легкими облаками…

– У меня не сразу это пройдет, – тихо сказала я, так, чтобы не было слышно.

– Пройдет, – засмеялась Ульяна.

– Тебе смешно?

– Не могу больше плакать.

– Ты – плакала?!

– Пройдет! – повторила Ульяна и, крепко держа меня за руку выше локтя, потащила вперед.

Когда тебе восемнадцать лет, когда сердце, только что певшее от предощущения счастья и полноты жизни, рвется и болит, когда на улице февраль и твой дом очень далеко, когда ты нравишься мужчинам, а тебе нравится только один, далекий и не твой, когда завтра будет теплее, чем сегодня, потому что каждый день солнце поднимается все выше и выше, когда можно ждать весну и жить этим, наблюдая, как набираются почки у канадских кленов и у наших, обычных, среднерусских, выносливых и очень быстро растущих, как четкими силуэтами отпечатываются на светлом небе березы, и нет для меня ничего лучше, чем жить здесь… а он в это время обнимает Лариску.

– Зачем звонил Андреев, как ты думаешь? – я взглянула на Ульяну.

– Сказать «до свидания», – улыбнулась она.

До свидания, моя любовь, которой не было. Прощай, самый лучший в мире Андреев, перевернувший мою душу. Андреев, которого я сама себе придумала.

– Смотри, – Ульяна показала мне на небо, где летала большая птица.

Птица делала большой круг, вдруг резко пикировала вниз и почти у самой земли взмывала вверх. И повторяла это снова и снова. Круг – вниз – резко вверх, сосредоточенно и легко, не издавая ни единого звука. Она никого не искала, не тревожилась, просто летала большими кругами. Может быть, училась летать? Вниз и вверх, и долгий полет на высоте с расправленными крыльями.

Мы засмотрелись на птицу.

– Глупо, что мы ушли, – сказала я.

– Глупо, что мы вообще пришли к нему, – проговорила Ульяна.

Мне не хотелось спорить с ней сейчас, я лишь покачала головой. Как же – глупо? Как не идти к своей мечте, если мечта – вот она, рядом, в подмосковном поселке, с ясными умными глазами, быстрой улыбкой, да еще и сама тебя зовет?

Ульяна тоже больше ничего не говорила, фотографировала птицу. А я стояла, задрав голову, и смотрела в огромное небо, серое, с редкими рваными просветами голубого. Так хочется тепла, света, солнца, синего неба, долгого лета. Так хочется верить, что все еще изменится, что то, что сегодня, – это не навсегда. Что пройдет и серое небо, и непрестанно дующий ледяной ветер, и тупая боль в сердце, и растерянность, когда совершенно непонятно, как жить завтра, потому что все, чем жила вчера, – развалилось на глазах. Я больше не буду любить Андреева, потому что не буду.

Я обернулась. Там где-то остался его дом. В коридоре лежат недавно спиленные брёвнышки, одно из них выпустило росток. Хватит ли ему сил дождаться весны, когда Андреев посадит его в теплую землю? Маленький, крепкий, светло-зеленый росточек с красивыми резными листиками. Это жизнь, которая была в спиленном дереве. Это жизнь, которая будет завтра. Жизнь, которая у Андреева будет без меня. А у меня – без него.

Это жизнь, которая – будет.

Октябрь 2017 – сентябрь 2018.

Москва