— Он сам к вам пришел с предложением продаться? — уточнила я.

— Он пришел сам, но с другим предложением. Он сделал ребенка моей единственной дочери и жаждет на ней жениться.

Я сглотнула. Я понимала, что другая женщина когда-нибудь будет, и они явно были в последние два года, мне даже докладывали о по крайней мере двух «доброжелатели», но почему Виктор не мог мне прямо сказать, что хочет со мной развестись, потому что другая женщина ждет от него ребенка? Или он хотел меня кинуть? Или посмотреть, как отреагирует Купцов? А меня в случае необходимости бросить на амбразуру? Виктор же знал, что я никому спуску не дам, лебезить и унижаться не буду. Если бы Купцов заявился на предприятие для его рейдерского захвата, я бы… Точно боролась.

— А вы жаждете видеть Виктора своим зятем?

— Нет, — твердо сказал Купцов. — Тут я полностью согласен с мнением вашего отца, Люда. Он с гнильцой. Но мне нужен внук. Полина ждет мальчика. Предполагаю, что ваш муж ей вскоре надоест, и у меня останутся дочь и внук, а ваш муж отправится на все четыре стороны. У них большая разница в возрасте, разные интересы… Я понимаю, зачем она ему, но не понимаю, зачем он ей. Но моя дочь упряма, как осел, или как я, а раз она вбила себе в голову, что хочет замуж за Виктора, то пусть сходит.

— Виктор сам предложил вам объяснить все это мне?

— Он нес полную чушь, которую я не хочу вам повторять, потому что к тому времени уже составил о вас свое мнение. Я сказал, что встречусь с вами и решу все вопросы. Ваш муж вздохнул с большим облегчением. Хотя не понимаю почему. Вы бы не стали устраивать ему истерики и валяться в ногах, умоляя остаться?

Я покачала головой. Представляю, что Виктор говорил обо мне этой Полине… Хотя… Плевать!

— Так, что вы мне предлагаете? — по-деловому спросила я у Купцова.

Он назвал цену за мои акции, мы немного поторговались (для приличия, цена на самом деле была нормальная). Потом Купцов сообщил, что в понедельник пришлет человека, которому я передам дела. Он также сказал, что может меня рекомендовать любому работодателю, сам может найти мне работу в приличной компании и пришел бы на встречу с этим предложением, если бы такого предложения уже не было у моего отца.

Я удивленно посмотрела на Купцова. Петр Иванович усмехнулся.

— Ждите в ближайшее время появления папы, который, как я понимаю, нечасто баловал вас общением. Но если вас его предложение не устроит и сами не найдете ничего подходящего, звоните. Вы — прекрасный специалист, Людмила Васильевна, и вас очень любят и уважают в коллективе, что немаловажно.

Расстались мы с Купцовым по-дружески.

«Мне бы такого мужа», — думала я.

Я не воображала Купцова в постели, даже не думала представлять его голым. Но исходившее от него ощущение надежности просто омыло меня волной. Этот мужчина был мне понятен, в отличие от молодых бизнесменов, рассуждающих о стартапах и воркшопах. Купцов, вероятно, даже не употребляет таких слов. Он имеет понятное мне предприятие, которое производит материальные вещи — квартиры, в которых живут люди, а не нечто в виртуальной реальности. Он разговаривает с людьми, а не чатится, он держит информацию в голове, а не в некоем облачном хранилище.

Тем же вечером я собрала все вещи моего мужа, которые еще оставались в моей квартире, в чемодан и два пакета и выставила в коридор. Тетя Оля смачно ругалась. Но из-за нарушенной речи ее ругательства звучали смешно. Хотя я знала, что она с радостью отдаст вещи «этому мерзавцу».

Она родилась в межнациональной семье, мать — русская, отец — азербайджанец. Родители с той и с другой стороны были против этого брака, но безумная любовь победила все. Муж показал себя истинным главой семьи, он был настоящим добытчиком, но деспотом, и эта черта характера с годами только усиливалась.

В семье родилось трое детей, старшей была девочка, рождение которой огорчило отца, ожидавшего наследника, но потом на свет появились два мальчика, воспитанием которых отец по-настоящему занимался. Они были продолжателями рода! Многочисленные матери-одиночки и жены алкашей, просто непутевых мужчин или мужчин, которых дети не интересовали, завидовали русской жене азербайджанца. Он ведь уделял внимание и другим мальчишкам, друзьям своих сыновей. Они все вместе чинили машину, он объяснял ее устройство. Он или работал, или занимался сыновьями. И не пил!

На дочь он мало обращал внимания, обратил, когда девочка стала превращаться в девушку, причем красивую девушку. Как часто бывает в случае детей, зачатых по любви представителями разных национальностей, она, казалось, взяла лучшее от обоих родителей. Отец строго-настрого запретил дочери носить короткие юбки и пользоваться косметикой. Мать девушки давно забыла про косметику — муж был очень ревнив. Но на его жену уже вряд ли мог хоть кто-то позариться, дочь же хорошела с каждым днем.

Из-за этого в доме начались скандалы. Отец впервые вел с дочерью воспитательные беседы: какой должна быть девушка из приличной семьи, как должна себя вести девушка из приличной семьи и все в таком роде. Но девушке хотелось красиво одеваться, краситься, ей просто хотелось носить короткие юбки, благо ее ноги это позволяли! У нее оказалась великолепная фигура, все на своих местах, никакого лишнего жира, хотя ни на каких диетах она никогда не сидела.

После школьного выпускного вечера девушка не вернулась домой. Потом полиция пыталась восстановить ход событий, но отец-азербайджанец не сомневался: девчонки сами виноваты! Сучка не захочет — кобель не вскочит.

Его дочь и ее русская подруга были изнасилованы четырьмя молодыми мужчинами. Их имен девчонки не знали. Когда они возвращались домой, молодые и красивые, да еще и в шикарных платьях, сшитых специально для выпускного вечера, их затолкали в машину и увезли в какой-то загородный дом. Там над ними измывались неделю, потом выбросили в лесу. Подружка умерла, а она выжила.

Но оказалась не нужна своей семье. Она же ее опозорила! Мать один раз прибежала в больницу, привезла вещи, документы, сунула деньги. Сказала, что навряд ли еще сможет вырваться: отец категорически против. Ей с трудом удалось убедить отца, что в больницу нужно передать документы.

Приходила мать подружки, приходил следователь, но она мало что помнила, то есть память услужливо блокировала жуткие воспоминания. Она не хотела жить, но молодой организм за эту жизнь усиленно боролся. И мать подружки убеждала ее в том, что надо жить, и не только за себя, а и за умершую подругу.

Но где жить? На что жить?

Ей повезло: ее взяла к себе одинокая санитарка. Ей было просто жалко девчонку, и еще она, конечно, надеялась, что эта девчонка потом будет ухаживать за ней.

Так и получилось. Девчонка не забыла добро. И помогала и матери подружки, второй ребенок которой, мальчик, был дегенератом — у парня оказалась какая-то тяжелая степень врожденного слабоумия, сложный диагноз занимал пару страниц в медицинской карте. Здоровой дочери, помощницы, больше не было. Отец детей, хотя и ушел из семьи, всегда помогал деньгами, но жить с «особенным» ребенком и заниматься им категорически отказывался. А бедная женщина не понимала, как можно отказаться от живой дочери. От пострадавшей дочери! Она нисколько не сомневалась, что девчонки, обе — девственницы, никак не провоцировали четверых молодчиков. И они уж точно не просили тушить о свои молодые тела сигареты, брить себя и совершать всякие непотребства, на которые и не всякая профессиональная проститутка согласится, а если согласится, то за очень большие деньги.