— Но он же не викинг! — попробовал объясниться Инегельд. — Откуда мальчишка на драккаре, если только его не взяли в рабство?

— Когда-нибудь мы это узнаем, — веско заметил Стейнар, возвысив голос и давая понять, что не нуждается в наставле­ниях Инегельда. — Ты знаешь, что делать.

— Я все понял, ярл, — кивнул тот, отходя от него и отдавая необходимые распоряжения викингам.

Долговязый Бьярни и еще двое взяли свои луки. Пущенные ими стрелы с зажженной паклей в считанные минуты подожгли «Эйктюрмир». Одна из стрел вонзилась в мачту.

Оттолкнув копьями борт опустевшего корабля, они молча наблюдали за тем, как пламя медленно, но верно охватывает «Эйктюрмир».

Стейнар и Инегельд понимали, что не могут привести этот корабль с собой во фьорд. У драккара мог отыскаться хозяин, и тогда вся добыча отошла бы ему.

Тайна этого судна должна быть похоронена вместе с ним.

И о том не должна знать ни одна живая душа, кроме них. В своих людях Стейнар был уверен. Почти как в самом себе. Они ведь тоже заинтересованы в сохранении тайны. Если только пиво в самый неподходящий момент не развяжет язык кому-нибудь из них. И Стейнар с легким беспокойством подумал о Торстейне. Этот насмешливый и смелый воин, чем-то похожий на хитрого аса Локи, как его описывают в своих сагах скальды, иногда смущал его своей непредсказуемостью и независимостью. Он был себе на уме, всегда что-то утаивал в душе, выполняя приказы Стейнара, и он умел сохранять достоинство, свойственное ярлу.

— Что ты думаешь о Торстейне? — Стейнар повернулся к Инегельду.

— Он будет как все, — ответил тот, прекрасно понимая, о чем идет речь. — А если что-то пойдет не так, тогда... — Инегельд многозначительно скосил взгляд на свой меч, висевший на поясе.

Между тем «Эйктюрмир» теперь пылал как огромный факел, покачиваясь на волнах моря бриттов.

В какой-то миг Стейнару показалось, что мертвец, остав­шийся на корабле, проснулся и протягивает к ним руки в безмолвном проклятье.

Стейнар отвел глаза. Показалось или нет? Инегельд со­хранял все то же спокойствие. Иногда Стейнару мнилось, что у помощника совсем нет души. Именно поэтому его будто обходили стороной все суеверия и страхи. Когда-то, восемь зим тому назад, Инегельд, убив человека в Исландии, был вы­нужден бежать в Норвегию. Он отказался выплатить виру [8] , и был объявлен вне закона. Убийцу искали в надежде отмщения, и жизнь его не стоила и сгоревшей головешки. Но он оказал Стейнару важную услугу, и тот выплатил за него большую виру, освободив тем самым Инегельда от угрозы смерти. Он мог чувствовать себя теперь не изгоем, которого могли убить в любой момент, а настоящим викингом, принятым в клан Стейнара, а это дорогого стоило.

Внезапно совсем рядом раздалось какое-то невнятное бор­мотанье. Стейнар встревожено оглянулся.

Мальчишка, прислоненный спиной к мачте, махал руками и что-то слабо кричал. Его голосу не хватало силы и внятности. Стейнар прислушался. Этого языка он не знал, хотя иногда мальчишка вставлял слова норгов. Вид пылающего корабля, похоже, сводил его с ума.

— Уведите его отсюда! — крикнул Стейнар. Находившийся неподалеку Торстейн, схватил мальчишку в охапку и отнес на корму, положив так, чтобы тот не видел горящий «Эйктюрмир».

— Эй, глядите-ка! — удивленно воскликнул Торстейн. — Вот что я у него нашел!

Он показал на шею мальчишки, где висел амулет в виде лодки. Амулет Ньерда, морского бога.

— Видишь, — со странным торжеством в голосе ярл по­вернулся к Инегельду. — Мальчишка — из наших!

— Но он говорит не по-нашему, — возразил Инегельд.

— Он говорит на языке руссов, — произнес кто-то из викингов.

Обернувшись, ярл встретился взглядом с самым старым и опытным из воинов. Хафтур...

Седой Хафтур, проживший более пятидесяти зим, кивнул в знак подтверждения своих слов.

— Да, он говорит на языке руссов.

— Что он сказал?

— Я не понял точно... Мне кажется, он кого-то звал...

— Он назвал имя? — насторожился Инегельд, ни на мгно­вение не забывавший о взятой добыче. Любая случайность могла сильно убавить его долю.

— Имя? — Хафтур раздумывал — Он крикнул, что он — здесь...

— Он — здесь?

— Похоже, звал на помощь, — предположил прислушавшийся к их разговору Бьярни.

— Но там никого нет в живых? — недоумевал Стей­нар.

— Мальчишка, видно, думал, что кто-то еще есть, — сказал Хафтур, вытирая левой рукой, на которой не хватало мизинца и безымянного пальца, испарину со лба.

— Значит, он — русс? — Инегельд посмотрел на Стейнара, ожидая, что он скажет.

— Это даже лучше, — вдруг сказал ярл, ни к кому лично не обращаясь.

Инегельд промолчал. Ему все стало ясно. До этого момента судьба мальчишки была туманной. Как свидетеля, его пола­галось убить. То, что его не убили сразу, объяснялось просто: нужно было выяснить обстоятельства исчезновения команды «Эйктюрмира». А уж потом...

Но если мальчишка не знает их языка, он не сможет ничего никому рассказать. По крайней мере до тех пор, пока не научит­ся говорить более или менее понятно. И все равно оставлять его в живых — опасно. Стейнар должен это понимать.

— Зачем он тебе, ярл? — спросил Инегельд.

— Ты же понял: он сын кого-то из наших, тех, кто подался в Гардарику.

— Его придется убить. Рано или поздно. — настаивал Инегельд. — Но лучше — раньше...

— Я знаю, что лучше! — с едва уловимой угрозой в голосе проговорил Стейнар. Ему не нравилось, когда его пытались учить жить. С того дня, когда умер отец, он не терпел даже намека на какие-нибудь наставления. Судьба мальчишки стала почему-то его занимать. Ярл не мог сейчас объяснить, в чем дело.

Может быть, это совесть? Он воспользовался ценным гру­зом с «Эйктюрмира», хотя неизвестные ему викинги заплатили за этот груз своими жизнями.

— Как знаешь, — пожал плечами Инегельд, отступая от него.

А ярл обратился к Хафтуру:

— Посмотри за ним. Когда он сможет говорить, позовешь меня.

— Я понял, ярл.

— Его надо накормить.

— Много ему нельзя, — с ухмылкой бросил Инегельд.

— А у нас много и нет. — Стейнар пристально смотрела на Хафтура, вспоминая все, что знал о нем. Удивительное дело: Хафтур служит у него уже несколько зим, а ярл почти ничего не знал его о прошлом. Ему было достаточно того, что Хафтур умел многое как воин и мореход. В Ромейском море он доказал свою преданность и ценность. Другого и не требовалось.