Сказав это в сердце своем, Заратустра взвалил труп на спину и отправился в путь. Но не успел он пройти и сотни шагов, как к нему кто-то подкрался и зашептал на ухо — то был паяц из башни.

«Уходи из этого города, о Заратустра, — говорил он, — слишком многие возненавидели тебя здесь. Тебя ненавидят и добрые, и праведные и называют врагом своим и ненавистником; ненавидят верующие и говорят, что опасен ты для толпы. Счастье твое, что над тобой посмеялись: и воистину, говорил ты, словно паяц. Счастье твое, что связался ты с этой падалью: унизившись так, сегодня спас ты себя. Но уходи прочь из этого города, не то завтра я перепрыгну через тебя — живой через мертвого». И сказав это, паяц исчез, а Заратустра пошел дальше по темным улицам.

У городских ворот повстречались ему могильщики: они осветили ему факелом лицо и, узнав его, долго издевались над ним: «Заратустра уносит мертвого пса: браво, он сделался могильщиком! Даже наши руки слишком чисты для этой поживы. Уж не хочет ли он украсть кусок у самого черта? Ну что ж! Счастливо пообедать! Только черт еще лучший вор, чем Заратустра, — он украдет их обоих и сожрет!». — И могильщики шушукались между собой и смеялись.

Заратустра отвечал на это молчанием, продолжая свой путь. Два часа шел он по лесам и болотам и все время слышал вой голодных волков; наконец голод напал и на него. Он остановился у какого-то одинокого дома, в окошке которого горел свет.

«Голод нападает на меня, словно разбойник, — сказал сам себе Заратустра. — В лесах и на болотах, в глубокую полночь нападает на меня голод мой.

Странные у него капризы: часто приходит он ко мне после обеда, сегодня же я целый день не чувствовал его. Где это он замешкался?»

Говоря себе так, Заратустра постучал в дверь. Появился старик с фонарем и спросил: «Кто это пожаловал ко мне и нарушил мой скверный сон?»

«Живой и мертвый, — отвечал Заратустра. — Дай мне поесть и попить; днем позабыл я об этом. Тот, кто кормит голодного, утоляет собственную душу: так гласит мудрость».

Старик ушел, но тотчас вернулся, неся Заратустре хлеб и вино. «Плохи здешние места для голодных, — сказал он, — потому и живу я здесь. Человек и зверь приходят ко мне, к отшельнику. Но позови же и спутника своего, он проголодался не меньше тебя».

Заратустра отвечал: «Было бы трудно уговорить его разделить со мной трапезу, ибо мертв спутник мой».

«Что мне за дело, — проворчал старик, — тот, кто стучится в мой дом, пусть принимает то, что предлагают ему. Ешьте и прощайте».

Потом шел Заратустра еще два часа, вверяясь дороге и свету звезд: ибо привык он ходить по ночам и любил смотреть в лицо всему спящему. Но когда стало светать, Заратустра очутился в дремучем лесу, и не было видно ни одной дороги. Тогда положил он мертвеца в дупло дерева у своего изголовья — чтобы защитить его от волков, — а сам лег на мох под деревом. И тотчас уснул, усталый телом, но непреклонный душой.

9

Долго спал Заратустра, и не только утренняя заря, но и полдень прошли по лицу его. Но наконец открылись глаза его: с удивлением посмотрел Заратустра на лес, погруженный в глубокую тишину, с удивлением заглянул внутрь самого себя. Потом он быстро поднялся, как мореплаватель, внезапно завидевший землю, и возликовал: ибо открыл он новую истину. И так говорил в сердце своем:

«Свет истины озарил меня: мне нужны последователи, и притом живые, а не мертвые — не мертвецы, которых несу я, куда хочу.

В живых последователях нуждаюсь я, в тех, что пойдут за мной, ибо хотят они следовать себе; потому и пойдут они за мной туда, куда хочу я.

Свет истины озарил меня: не к народу должен обращаться я, но к последователям! Заратустра не станет пастухом и собакой для стада!

Сманить многих из стада — вот для чего пришел я. Негодовать будут на меня народ и стадо: разбойником станут звать пастухи Заратустру.

Я сказал „пастухи“, они же зовут себя добрыми и праведными. Пастухами назвал я их, они же зовут себя верующими.

Взгляните же на этих добрых и праведных! Кого больше всех ненавидят они? Разбивающего скрижали их ценностей, разрушающего и преступающего, но он и есть созидающий.

Взгляните на верующих! Кто больше всего ненавистен им? Разбивающий скрижали их ценностей, разрушающий и преступающий, но он и есть созидающий.

Последователей ищет созидающий, а не людей толпы, не мертвецов, не верующих. Тех, кто станет созидать вместе с ним, ищет он: тех, кто напишет новые ценности на новых скрижалях.

Последователей ищет созидающий и тех, кто соберет жатву вместе с ним[5], ибо все у него созрело для жатвы. Недостает только сотни серпов: потому вырывает он колосья и гневается.

Последователей ищет созидающий, таких, которые умеют точить серпы свои. Разрушителями назовут их и презирающими добро и зло. Но это — жнецы и празднующие на пиру.

Тех, кто станет созидать вместе с ним, товарищей по жатве и сотрапезников ищет Заратустра: какое ему дело до мертвецов и пастухов с их стадами!

А ты, мой первый попутчик, прощай! Хорошо схоронил я тебя в дупле, надежно спрятал от волков.

Но расстаюсь я с тобой, ибо час мой настал. Между двумя зорями открылась мне новая истина.

Не стану я ни пастухом, ни могильщиком. И никогда уже не обращусь к народу: в последний раз взывал я к мертвому.

С созидающими, собирающими жатву и празднующими хочу соединиться я: покажу им радугу и все ступени, ведущие к Сверхчеловеку.

Всем одиноким и удалившимся от мира и тем, кто одинок вдвоем, буду петь я песнь свою; и тому, кто имеет еще уши, чтобы слышать неслыханное, вложу я в сердце бремя счастья моего.

К своей цели стремлюсь я, своим путем следую; я перепрыгну через медлящих и нерадивых. Да будет путь мой их гибелью!»

10

Так говорил Заратустра в сердце своем, а солнце стояло в зените: и тут он взглянул вверх, потому что услышал над собой пронзительный птичий крик. И что же! Описывая широкие круги, парил в небе орел и нес змею[6], но не так, как носят добычу: змея обвивалась вокруг шеи его, словно подруга.