class="p1">– Меня это не волнует.

– Вам не понравилось, что я не сменил одежду. Все дело в том, что мой чемодан…

– Повторюсь: мне нет до этого дела, – перебила его Элина.

– Тогда просветите, пожалуйста, что здесь происходит?

– На лайнере случилось убийство, – вмешалась в разговор Нинель Николаевна. – Теперь здесь работают турецкие полицейские.

– Ого!

– Еще неизвестно, чем все это обернется для нас. На всякий случай я приказала Лидии оставаться в каюте.

– Думаете, она вас послушала?.. – Богдан не слишком любезничал, его настроение омрачало похмелье.

– А почему вы об этом спрашиваете? – Нинель Николаевна чуть напряглась.

– Я встретил Лидию в коридоре возле моей каюты.

Профессорша уточнила:

– Когда?

– Десять минут назад.

Ни слова не говоря, Нинель Николаевна бросилась к лифтам.

Богдан проводил ее безучастным взглядом и развернулся к Элине:

– Ну, так кого же здесь убили?

– Девушку, с которой вы вчера обнимались в клубе.

– Оду? – глаза Богдана расширились от испуга, но он сумел пошутить: – Да вы, я вижу, ревнуете.

– Советую как можно скорее обратиться к полицейским и дать показания.

– Не говорите ерунды, – демонстрируя полное безразличие, болгарин тем не менее выглядел напряженным.

Элина посчитала нужным заметить:

– В сложившейся ситуации это первое, что вы должны предпринять.

– Ну уж нет! – Богдан решительно помотал головой. – Если вызовут, расскажу, но сам на рожон не полезу.

– Ваше дело, вам и решать. – Элина собралась уйти, но он схватил ее за локоть.

– Это правда?

– Что?

– То, что убили Оду.

– Подобными вещами не шутят, – ответила Элина и указала глазами. – Отпустите меня.

– Извиняюсь, – Богдан отдернул руку и для пущей убедительности отступил на пару шагов.

Немного отойдя, она обернулась:

– Надеюсь, вы здесь ни при чем?

– Конечно же нет!

– Тогда вам просто не повезло.

Capitolo II

Римская империя, город Дрепан.

268 год

Город Дрепан, основанный греками в давние времена, раскинулся на побережье римской провинции Вифиния. Здесь, в придорожной гостинице, во дворе, увитом виноградной лозой, сидели отец и дочь. По их сосредоточенным лицам было видно, что разговор шел серьезный.

– Денег на пристройку не хватает, – сказал отец и положил кулаки на стол. Столбики монет, лежавшие на столешнице, оказались в его объятьях.

Девочка с тоской глядела на монеты, но видела зеленый дворик, окруженный белым портиком, за которым прятались комнаты для высокопоставленных постояльцев.

– Значит, нашей мечте не сбыться…

Отец наблюдал за тем, как менялось выражение ее лица – от азарта к разочарованию, а потом к безнадежности.

– Придется идти к ростовщику. – Он встал и распорядился: – Собирайся, Елена, пойдешь со мной.

Она вскочила из-за стола и взлетела на второй этаж в свою комнату. Там открыла заветный сундучок, наследство матери, и вытащила драгоценность – бронзовое зеркало с барельефом в виде изящного женского профиля.

– Мамочка, – прошептала Елена и заглянула в зеркало.

Из резной рамки на нее смотрело большеглазое лицо тринадцатилетней девочки в ореоле волнистых волос. Она оглядела себя и справа, и слева, но так и не поняла, насколько велико сходство с барельефом. Вздохнув, принялась распускать косы, чтобы сделать взрослую прическу, подобрала волосы в узел и закрепила их гребнем на затылке. Белую столу[8] туго подвязала кожаным пояском, а на плечо набросила оранжевую паллу[9].

John William Godward – Ione? between circa 1893 and circa 1900 (detail)

Спустившись в атриум[10], Елена поймала на себе взгляд отца и прочла в нем грусть и одобрение.

– Ты взрослеешь и становишься все больше похожей на мать, – тихо сказал отец, а про себя подумал: «Надеюсь, ты не покинешь меня так же рано, как и она».

Он поцеловал девочку в щеку и, ощутив родной запах, с удивлением отметил в нем новые нотки.

– Попросим ларов о помощи! – Елена приблизилась к алтарю, где стояли глиняные статуэтки домашних богов-покровителей. Крылатые юноши могли исполнять желания, если их не тревожить по пустякам. Она положила перед каждым по кусочку медовой лепешки и что-то прошептала. Потом обернулась к отцу: – Я готова.

Вместе они пересекли широкий хозяйственный двор, притихший в этот полуденный час, и вышли на дорогу, построенную во времена императора-путешественника Адриана[11]. Дорога, ширина которой позволяла разъехаться двум повозкам или даже двум колесницам, вела в порт, а в другом направлении, если верить отцу Елены, шла до самого Рима. Здесь, в городе, она обрамлялась узкими пешеходными дорожками. Елене хотелось бежать вприпрыжку, но девочка степенно шла позади отца, как и полагалось почтенной римлянке.

Навстречу им двигалась повозка, влекомая парой неторопливых волов. Хозяин важно выступал впереди, управляя животными, а шагавшие с обеих сторон рабы поддерживали ценный груз – огромные, больше человеческого роста, остро-донные пифосы, предназначенные для хранения зерна.

Внезапно раздался скрежет, повозка накренилась, и рабы подставили плечи, пытаясь удержать хрупкие амфоры. Хозяин криком остановил волов и бросился к телеге, чтобы уберечь ее от дальнейшего крена.

Прохожие замерли, не понимая, что делать дальше. Сообразительнее всех оказался отец Елены. Увидев поломанное колесо и смятый обод, он подбежал к повозке и перехватил у хозяина тяжесть. Его лицо мгновенно побагровело, на шее проступили мощные жилы.

Хозяин повозки нашел деревянную чурку, подставил вместо искореженного колеса, и отец Елены смог распрямиться.

– Что я тебе должен, добрый человек? – спросил хозяин волов.

– Не гневи богов, помощь на дороге священна, – ответил отец Елены. – А вот кузнец тебе нужен. Пошли своего раба вперед на сотню шагов, пусть войдет в мансио и спросит мастера Иосифа.

– Благодарю, и да помогут тебе боги во всех делах!

Отец учтиво склонил голову, и они с Еленой двинулись дальше, свернули в боковую узкую улицу, по которой могла проехать только одна повозка и только ночью – днем движение транспорта на узких улицах было запрещено. По обе стороны тянулись глухие стены домов, и каждая была украшена надписью или фреской, возможно поэтому улица не казалась унылой.

Eduardo Ettore Forti – Merchant in Pompeii. Before 1897

Форум в городе Дрепан был небольшим, однако все необходимое здесь имелось, даже двухъярусный нимфеум[12], сооруженный над источником, снабжавшим город водой. Площадь форума с трех сторон окружали портики, в тени которых прятались лавки с массивными столами ростовщиков и менял.

Сейчас покупателей было меньше, чем продавцов, но, когда Елена с отцом подошли к старому ростовщику-иудею, несколько человек направились к ним. Намечалось получение ссуды, и могли потребоваться свидетели.

– Мир тебе, почтенный господин, – отец Елены протянул руку для приветствия.

– Мир тебе, – старик-ростовщик важно кивнул, и синий тюрбан качнулся, показав лазоревую верхушку. Из широкого рукава расшитого халлука[13] показалась его сухая, унизанная перстнями рука и коснулась мускулистого предплечья.

– Мы с дочерью пришли к тебе с просьбой. Я, Теодор из Фессалоник[14], владелец мансио[15]«У трех дорог», что у верфей, прошу у тебя в долг на год девять сотен серебряных денариев. При свидетелях обещаю вернуть их спустя год с назначенным прибытком.

Старик щелкнул пальцами, сидевший за маленьким столиком писарь вскочил на ноги и наклонился к хозяину. Оба начали загибать пальцы на руках, производя расчеты.

После недолгих переговоров старик объявил:

– Ты впервые пришел ко мне, Теодор из Фессалоник, и я не знаю, надежный ли ты человек. Мой прибыток будет таков: пять сотен и четыре десятка серебряных денариев за год.

Теодор обернулся к Елене. Лицо дочери сделалось напряженным, она сосредоточенно пересчитывала прибыток на проценты.

– Отец, это дорого! Шестьдесят денариев на каждую сотню! Пять процентов в месяц!

– Почтенный, – сдержанно проговорил Теодор, – со времен Республики запрещено брать больше, чем один процент в месяц.

Старик усмехнулся:

– И где она, эта Республика? Сейчас мы даже не знаем, кто император! В наше время взять деньги в долг – большая удача. Бери, гостинщик!

– Пойдем отсюда, отец! Мы не сможем отдать эти деньги! – Елена потянула его за руку.

Теодор повернулся, и они с дочерью решительно зашагали прочь.

– Эй, гостинщик! Я дам тебе