Кто-то со всего маху залепил пощечину, заставляя подскочить от удивления и резко распахнуть глаза.

— Неблагодарная маленькая дрянь! Мы для этого потратили столько денег на твой наряд?! Мы для этого тащились в столицу и обивали пороги! Неумелая дура!

Хлещущий словно плеть голос ввинтился в уши, заставляя подскочить с лихорадочно бьющимся сердцем. Надо мной нависала высокая статная женщина в дорогом даже на вид, но излишне обтягивающем фигуру платье.

Пышные светло-каштановые волосы убраны в высокую прическу. Каблук. Дорогие украшения. Взгляд — как у Василь Саныча, нашего бухгалтера, когда пытаешься из него премию выбить.

— Ты почему молчишь, Найана?! — так вот, как меня зовут.

Воспоминания тела пока были нечеткими и обрывочными, но вот себя — Надежду Карелину, двадцати пяти лет от роду, я помнила прекрасно. Как и то, почему и как здесь оказалась.

От следующего удара я уклонилась, отскочив в сторону.

— Леди… Надири, — точно, вспомнила, что очень кстати! — простите, что послужила причиной вашего гнева. Увы, мы не властны над симпатиями краэнга.

Опустила голову. Связываться с этой ядовитой леди опасно. Она — официальный опекун Найаны Сарган, осиротевшей восемнадцатилетней девицы. Вернее — супруга опекуна. И до совершеннолетия Найаны — которое наступит только через три года — она имеет полную власть над бедняжкой. Не от хорошей жизни хозяйка тела решила на тот свет сбежать.

— Тыы-ыыы! — холёное лицо покрылось неприятными пятнами.

А затем. Лицо женщины резко изменилось. Челюсть стала шире. Мелькнули острые зубы. У нас тут фильм “Челюсти”? Всегда ненавидела триллеры и ужастики. Попыталась отскочить в сторону — и с ужасом поняла, что не могу двигаться.

— Ты, кажется, забываешься, маленькая оборванка! Сколько раз, видит пламя, мы с мужем пытались наставить тебя на истинный путь и вырастить подходящую супругу для высоких лордов! Но теперь ты доигралась. Я ведь говорила, ещё одно неповиновение, ещё одна ошибка… — губы женщины искривила недобрая улыбка. — Теперь ты будешь внимательно слушать меня и запоминать, что тебе теперь предстоит, раз не смогла даже на пару месяцев увлечь краэнга.

Чужие глаза стали вдруг прозрачными. Совершенно жуткими, обжигающими. Волосы женщины зашевелились, и я если бы могла — я точно бы не удержалась от вскрика — вот битая симка, это были змеи! Горгона? Медуза? Персея на неё не нашлось?!

— Ты никому и никогда не расскажешь о моем маленьком секрете, девочка моя, — змеища снисходительно улыбнулась, — я не желаю вставать на учёт канцелярии Кайсара.

Кайсар? Правитель? И что это гадина от меня хочет?

Опекунша, тем временем, сделала почетной круг возле моей застывшей фигуры

— И что ему было не так? И фигурка есть, и за что подержаться. тощевата? Неумела? Но должно же было получиться, — заметила с досадой, — и спорные земли с соседями тогда бы наверняка отсудили в нашу пользу, такую мелочь для родичей фаворитки краэнг бы не пожалел!

Кажется, я начинаю понимать поведение краэнга. Если каждая любовница у него потом таких подарков требует. Озвереешь тут. Государство по миру пустишь, раздавая подотчётные земли. Впрочем, всё остальное в поведении этого господина это никак не оправдывало.

— Что же с тобой теперь делать? Значит, так, — от остроты чужих зубов невольно бросило в дрожь, — девочка. Имение у тебя полунищее, драгоценности твоей матери ушли в компенсацию наших трудов по воспитанию сироты. Наследства твоего фактически не осталось. Единственная твоя возможность не стать нищей побирушкой — удачно выйти замуж. А, чтобы не было больше желания мне прекословить, и было больше старательности.

Леди огладила ткань своего ослепительно белого платья. Передернула плечами.

И достала из небольшого кармашка на поясе странный черный камень на простом кожаном шнурке. Даже смотреть на него было неприятно. Горгона что-то прошептала — и камень вдруг распался на несколько бусин, став ожерельем. И вот зуб даю, что что-то с этими камнями не так, и не порадовать подарком меня хотят.

Дурные предчувствия подтвердились

С надменной улыбкой на губах Горгона подплыла поближе и надела ожерелье мне на шею. Сразу отчего-то стало не хватать воздуха. Кажется, я начала задыхаться, перед глазами поплыли круги.

— Запомни эти ощущения, милочка. Гиарит — редкий камень, но на слабых людей действует великолепно. Не хочешь случайно неловко оступиться на лестнице — не зли меня. А теперь одевайся и готовься. Нам позволено задержаться до завтрашнего утра во дворце. За это время я найду на тебя претендентов.

Что?! Мне кажется, или кошмар моей жизни переходит из мира в мир?! То есть эта клыкастая леди решила пристроить ненужную ей девочку, как товар — кто больше заплатит?

Онемение в теле резко прошло. Я могла двигаться — и с удовольствием разбила бы о чью-то голову ближайшую вазу. Но магия… и этот проклятый ошейник ожерелья. Я слишком хорошо знала, как влиятельные люди могут обходить закон, чтобы на что-то рассчитывать. Но и сдаваться вовсе не собиралась.

— Ты приведешь себя в порядок, будешь мила и послушна. Тебя уже заметили на позавчерашнем вечере, несколько весьма влиятельных особ даже обращались ко мне и Родерику — это мой “опекун”? — с весьма интересными предложениями.

— Да, леди Надири, как скажете.

Опустить голову. Смотреть в пол — чтобы эта женщина не прочитала моего жгучего желания её уничтожить. Больше никто и никогда не сможет меня принудить. Я дала себе это слово, когда смогла сбежать. И я его сдержу.

Нет уж, дорогая Горгоновна, не для этого меня закинули сюда, чтобы потакать твоим прихотям. Если выхода нет — значит, просто смотришь не в ту сторону!

— Прекрасно. Готовься. Из комнат не выходи, всё нужное тебе принесут.

“Ожерелье” на шее предупредительно сжалось.

И это единственное, что удерживало меня от побега. А то, что нужно бежать — сомнений не было никаких.

Как только женщина удалилась, ноги подкосились — и я самым бессовестным образом рухнула назад на постель.

Сердце суматошно билось, едва не выпрыгивая из груди. Щека горела от удара.

Ну что, Надя, как выбираться будем? Особенно, учитывая то, что воспоминаний об этом мире и прежней хозяйке тела пока почти нет?

Помощь пришла, откуда не ждали. Да что там, этот человек был последним, о ком бы я вообще вспомнила. Или предпоследним?

Когда в комнату, где я уже успела привести себя в порядок, поесть и обдумать своё незавидное положение, вбежала задыхающаяся служанка с раскрасневшимися щеками — откровенно растерялась. Лана? Лина?

Лийна.