Краешком глаза Николь заметила, что Алан вышел из своего кабинета. Эви с воодушевлением улыбнулась Мэтью Ханту, и он вдруг ответил ей на редкость приятной улыбкой.

И вдруг совершенно незнакомое ощущение пронзило Николь: ее словно ударили ножом в самое сердце! Она с трудом сдержалась, чтобы не застонать, и, не веря самой себе, поняла, что из глаз вот-вот хлынут слезы. Горло у нее перехватило… Слезы? Она не плакала с тех пор, как… с тех пор, как ей было восемнадцать лет. Тогда ей было столько же, сколько теперь Эви. Однако она не обладала и десятой долей той уверенности в себе, какой обладает Эви, не могла поверить в себя, как в женщину, как в личность.

Николь отвернулась, быстро моргая, стиснув кулачки и крепко сжав зубы, приказывая себе не терять самообладания, не вести себя так глупо.

Слезы… И все из-за того только, что какой-то мужчина обошелся с ней холодно, не проявил интереса и в то же время дружелюбно и оценивающе улыбнулся Эви… Но дело в том, что это не просто мужчина, а тот самый мужчина. Неужели прошлое ничему ее не научило? Неужели все эти бесконечные годы, прожитые под непосильным бременем вины, прошли даром?

— Уже почти десять часов. Полагаю, пора идти на собрание. Мне хотелось бы, чтобы оно было, как можно короче, и закончилось побыстрее. Здесь у меня немало работы, а днем еще предстоит встреча в Сити.

Не говоря ни слова, Николь направилась к двери. Она чувствовала отвратительную слабость в ногах, а голову, казалось, просто набили ватой. Едва она приблизилась к двери, как Мэтью Хант распахнул ее. Николь пришлось пройти, совсем рядом с ним, и тело ее напряглось, даже тончайшие волоски на коже встали дыбом. Он, не отрываясь, смотрел на нее, и она ощутила, как мельчайшие бисеринки пота выступили на ее лице.

Тем не менее, ей удалось подавить в себе опасное желание повернуть голову и оглянуться на него лишь затем, чтобы проверить, не вспомнил ли он ее… не узнал ли…

Когда, наконец, она миновала дверной проем, за ней последовала Эви, и высокие каблуки младшей из двух девушек принялись выбивать звонкую дробь по деревянному полу.

Пока шло собрание, Николь все больше и больше убеждалась, что просто не в силах сосредоточиться на делах.

Мэтью Хант ее новый шеф!

Даже сейчас верилось в это с трудом. Мэтью Хант, тот самый мужчина, с которым…

— У тебя точно все в порядке? — настойчиво поинтересовалась Эви. — Ты до сих пор просто ужас до чего белая.

— Все хорошо, — солгала Николь. — Все просто замечательно…

То же самое ответила она и маме, когда вернулась домой и вынуждена была отвечать на целый шквал вопросов о том, как прошла первая встреча с новым начальством.

Пока Мэтью Хант находился в офисе, она не могла отделаться от ощущения, что он наблюдает за ней, оценивает ее, присматривается к ней. Она чувствовала себя, как угодно, только не «хорошо» и уж никак не «замечательно». Судя по вопросам, которые он неустанно задавал ей, видимо, он решил, что она взвалила на свои плечи слишком большую часть текущей работы.

Она могла бы объяснить, что ею двигало вовсе не желание возвеличиться и, уж конечно, не чрезмерная уверенность в своей собственной значимости; могла бы сказать, что действовала так исключительно из сочувствия к Алану и беспокойства за фирму, но гордость заставила ее умолчать об этом. Гордость и некое упрямство, окрашенное горечью… Один раз он уже истолковал ее поведение неправильно и вот теперь делает ту же самую ошибку.

Но в обоих случаях, хотя и по различным причинам, она сама виновата в его неправильных суждениях.

Мэтью объявил, что к концу недели будет назначен новый менеджер для управления всеми делами, а до тех пор Алан останется в фирме на правах консультанта.

У Николь сложилось впечатление, что под руководством Мэтью Ханта дела в компании пойдут совсем, совсем по-иному. Он пробыл в офисе не больше двух часов, однако к тому времени, когда, наконец, уехал, Николь чувствовала, что так вымоталась, словно напряженно работала и недосыпала, по меньшей мере, целую неделю.

У нее не оставалось никаких сомнений в том, что как профессионал он очень динамичен и эрудирован. Послушав его, она сразу поняла, почему ему сопутствует успех… Однако не его преуспеяние и не его динамизм были причиной ее скованности и напряженности.

И едва ли она могла объяснить маме, что же именно в характере и поведении нового начальства так сильно тревожит ее.

— Да, кстати, звонил Гордон. Просил передать, что сегодня вечером ничего не получится. Очевидно, его мать чувствует себя не очень хорошо.

Ценой героического усилия маме Николь удалось произнести эти слова безразличным тоном, лишенным осуждения, но Николь отлично знала мнение своих родителей о Гордоне и ее взаимоотношениях с ним. Сегодня вечером они собирались пойти поиграть в теннис, однако Николь не почувствовала особого огорчения из-за отмененного свидания.

— Сегодня лягу пораньше, — устало ответила она. — Что-то я вымоталась.

— Хорошая прогулка поможет тебе куда лучше, чем ранний сон. Иногда от пересыпа может развиться депрессия, — твердо заявила мама.

Николь изобразила в ответ слабую улыбку. Мама так откровенна и прямолинейна в своих замечаниях и комментариях и так непохожа на мамочку Гордона, которая всегда поступает наоборот.

— Может быть, ты и права, — согласилась она.

— Конечно, права, а, кроме того, ты могла бы захватить с собой эту ленивую псину, — откликнулась мама.

Обе они посмотрели на крупного лабрадора, мирно гревшегося перед электрическим камином.

Николь вновь рассмеялась.

— Теперь мне все понятно. Оказывается, это не мне нужна прогулка, а Хани…

— Вам обоим полезно подышать свежим воздухом, — уверенно подтвердила мама.

Пару часов спустя, облокотившись на калитку и рассматривая раскинувшийся перед ней знакомый безмятежный пейзаж, Николь подумала, что, вероятно, телу ее прогулка действительно пошла на пользу, а вот душе… Она посмотрела на Хани, примостившегося у ее ног.

До сегодняшнего дня она была почти уверена: ей удалось сделать так, что прошлое стало только прошлым. Она чувствовала себя почти в безопасности. Теперь же стало ясно, как глубоко она ошибалась.

Когда-то Николь настояла на том, чтобы родители разрешили ей покинуть дом и отправиться работать в столицу, где она сняла квартиру вместе с тремя другими девушками, с которыми училась в колледже. Родители тогда считали, что она слишком молода, но уступили, когда она напомнила им, что в восемнадцать лет официально стала совершеннолетней.

Ей удалось найти работу в архитектурной фирме, находившейся в Сити. Среди сотрудников Николь была самой молодой и болезненно застенчивой, так, как чувствовала себя в столице чужой. Другие сотрудники казались ей такими опытными и сведущими во всем… Именно тогда она познакомилась с Джонатаном.