Парнишка бросил на визитку беглый взгляд:

— Давайте, мадамочка, я таки провожу вас в более чистую часть города. Кот найдет вас, не извольте сомневаться.

— Благодарю, друг мой…

Парнишка усмехнулся и более не сказал ни слова. Да и провожанием это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Ольга осторожно шла по узкому тротуару, посыльный же шагал в паре шагов позади. Его вроде и не было рядом — однако не было и ощущения, что из-под каждой подворотни тебя провожают недобрые взгляды и поблескивает во тьме заряженное отнюдь не холостыми оружие.

Показался Приморский бульвар — ярко освещенный, несмотря на почти наступившую полночь. По нему фланировала богатая публика, на крошечной эстраде, не обращая внимания на предрождественскую сырость, играл полковой оркестр.

За Ольгиной спиной больше не было слышно шагов — провожатый исчез. Однако теперь она в каждом встречном мужчине подозревала того, кого пришлет ей неведомый Князь. И это было ощутимо неприятно.

Баронесса подумала, что, похоже, зря пожелала быть самой умной и самой хитрой. Зря решила, что такое может быть по силам обычной женщине. Но тут же сама себя одернула — уж она-то, баронесса Ольга, обычной женщиной точно не была!

Праздная публика не замечала Ольгу. Баронесса шла мимо парочек, суровых господ военных, торговок цветами, открытых в этот поздний час чайных и кондитерских.

Пахнýло морем. Хотя, может быть, она просто успокоилась и потому наконец ощутила прикосновение ветерка к лицу… Однако, увы, ни теплым, ни отрадным это прикосновение назвать было нельзя. Декабрь есть декабрь, даже на юге Империи. Хотя, конечно же, этот зимний месяц здесь, в Одессе, был совершенно не таким, как в ее родной Стрельне.

В провинции все замирало, едва садилось солнце, словно вместе с солнечным светом уходила и сама жизнь. Иное дело столица. Тут жизнь бурлила всегда, однако насколько приятнее были балы, визиты, вечерние приемы… Одним словом, все что угодно, но в уютных залах или гостиных, а не на заснеженных улицах.

А вот в Одессе — щедрой, уютной, гостеприимной в любое время года, равно как и в любое время дня и ночи, — было не так.

— Гостеприимной… — вслух повторила баронесса и сама удивилась своим словам.

— Баронесса Ольга, милочка! — послышалось вдруг. — Какими судьбами?

Ольга повернулась на голос. Это была маркиза Вревская, некогда миловидная и стройная, некогда хозяйка самого роскошного салона, некогда фрейлина, некогда коварная соблазнительница и владелица изрядной коллекции разбитых сердец. Увы, все это осталось в прошлом. Нынче же далеко не юная баронесса могла похвастать только знаменитым салоном и невероятным количеством знакомств и связей.

И Ольга поняла, что судьба дала ей тот самый шанс, вернее, ту самую возможность обыграть хитреца Мишица.

— Душенька! Как я рада нашей встрече! — Ольга подставила престарелой маркизе щеку для поцелуя.

Конечно, это было вопиющим нарушением всех правил приличия и представлений о дозволенном. Но до столицы отсюда далеко — тут, вдалеке от снобистского света, можно было позволить себе немало вольностей.

— Душенька, присаживайтесь к нам! Пирожные здесь просто необыкновенно хороши, да и мускат отменнейший…

Ольга подумала, что на месте маркизы не стала бы усердствовать ни со сладким, ни с мускатом. Но в чужой монастырь со своим уставом… И, улыбнувшись, присела на краешек изящного стульчика под колышущимся на ветру полосатым навесом-«маркизом».

— Обожаю Одессу, здесь Рождество столь изумительно, столь… необыкновенно…

— Во Франции было бы много лучше, полагаю, — проговорил один из спутников маркизы. Проговорил весьма раздраженно.

— Ах, друг мой! Вечно ты всем недоволен, — с досадой протянула Вревская. — Вспомни, каким скучнным было прошлое Рождество. Именно во Франции, столь тобой обожаемой.

— Ну отчего же, матушка Мария Изяславовна! Премило было…

Ольге подумалось, что этому незнакомцу, раза в два моложе Вревской, и впрямь было много веселее в богатой на двусмысленные развлечения Франции, чем его престарелой спутнице.

— Однако же, друг мой Ольга, я здесь совсем позабыла о приличиях. Позвольте представить вам моего супруга.

Мужчина с недовольным видом привстал со стула (что было просто вопиюще невоспитанно), пожал узкие пальцы баронессы, затянутые в роскошную лайку, и кивнул.

— Мирский, Всеволод… Весьма рад.

— Аншанте[1], господин Мирский. Простите, не расслышала вашего отчества…

Ольга позволила себе добавить яду в голос — она припомнила, какой скандал разразился в свете два года назад, когда маркиза в очередной раз выходила замуж. Оказывается, слухи не соврали — новый спутник жизни маркизы был, что называется, выскочка, нувориш. Выходец с Урала, он не мог похвастаться ни древностью рода, ни приличными предками. Однако купцы Мирские были невероятно, чудовищно, скандально богаты. Чем, увы, сама маркиза давно уже похвастать не могла. Однако почему же богатей купец прельстился сомнительными прелестями маркизы — этого свет понять не мог. Правда, признаем, и не пытался.

Ольга же сейчас увидела разгадку этой, в сущности, не такой уж и большой тайны — маркиза знала добрую половину света. И ее знали все. Господин Мирский просто женился на связях, которые позволили ему еще более расширить свои купеческие амбиции, обретя не только влиятельных покровителей, но и весьма широкий рынок сбыта, — любому торговцу приятно в разговоре вскользь эдак заметить, что его поставщик не какой-то там… а, представьте, супруг всесильной маркизы Вревской.

Хотя, возможно, все обстояло с точностью до наоборот. Правда, как бы то ни было, господин супруг явно не отказывал себе в разнообразных шалостях. А вечно недовольную мину носил, чтобы показать, кто на самом деле глава семьи…

«Вероятно… быть может, я и неправа… да и Бог с ним. Неприятный тип, скользкий…»

Однако баронесса, что бы ни думала, продолжала мило улыбаться. Бог его знает, пригодится ли знакомство с «неприятным типом» и если пригодится, то когда. Богат скользкий тип сказочно… И баронесса еще раз улыбнулась — именно супругу госпожи Вревской. А затем все внимание перенесла на престарелую красавицу — нынче Ольге куда нужнее была сама маркиза с ее немалыми связями при дворе.

— Душенька, Мария Изяславовна! Вас мне сам Господь Бог послал…

— Ах, вы мне льстите, баронесса! — кокетливо смутилась Вревская. — Папенька мой был далеко не ангел… О божественном же и речь не шла.

Ольга улыбнулась: маркиза любила мило пошутить. Хотя папенька ее, по слухам, был и впрямь так же далек от божественного, как прекрасная Северная Пальмира, сиречь Санкт-Петербург, от Пальмиры Южной, Одессы.