день! Чёртов Джек Воробей! Пусть проваливает в ад к дружку Кракену! И Германа заберёт с собой, потому что жить без синих глаз, секунды назад смотревших на него, он не хотел, а с ними — не мог. Вот такая оптико-геометрическая иллюзия.

Глава 2

Он всё-таки выспался, проспал остаток дня и всю ночь. Без сновидений, кажется, не шевелясь. В какой позе рухнул на кровать, в той же и проснулся. Посмотрел на часы: не было и восьми утра. Рановато, в офис к обеду, однако спать больше не мог физически, лежать тоже.

Быстро принял душ, смывая утреннюю дремоту. Открыл окно, утро встретило летним, приветливым теплом, ещё не знойным. Взял плавки и отправился в уличный бассейн, размяться после долгих часов в постели не лишнее.

В доме — тишина. Не скажешь, что ещё вчера на всю округу гнусавил рэпер, носились, развлекая малышню и отпрысков постарше, аниматоры, в том числе запыхавшийся Джек Воробей, громыхал фейерверк. Лишь несколько горничных привычно скользили по первому этажу, да на кухне топталась помощница по хозяйству — готовила завтрак.

Герман не стал отвлекаться на прислугу, каждый делает своё дело. Отправился в бассейн, находящийся с обратной стороны дома, той, что не предназначена для чужих глаз. На ухоженном газоне, среди живых изгородей из самшита, расположилось несколько беседок, в том числе с печью-барбекю, простаивавшей без дела с тех времён, когда был жив Дмитрий. Герман пару раз порывался пригласить друзей, посидеть по-свойски, как бывало любил Глубокий, но так и не собрался. Молодой организм требовал развлечений иного плана, а на все радости праздной жизни у Германа не было времени.

Вода оказалась более холодной, чем предполагал Герман. От неожиданности он вскрикнул, нырнув с разбегу, сразу же придал ускорения, проплыл подряд не меньше двадцати раз от бортика до бортика, несколько раз пронырнул всю длину бассейна на одном дыхании и, наконец, расслабившись, откинулся на спину и завис, как в воздухе. Небо стояло высокое, синее-синее, словно глаза Ярины…

Пришлось уйти с головой в воду, уже не остужавшую тело, разгорячённое физической нагрузкой и мыслями. Так и хотелось самому себе врезать по холеной морде. Благостное настроение, с которым проснулся Герман, испарилось.

Уже и на небо невозможно посмотреть! Сразу вспоминаются глазищи Ярины. И эта тонкая талия, чёртовы ключицы, которые всё время хочется облизать. Запястья с полупрозрачной кожей и линиями тонких венок. Воздушный, еле слышный аромат духов.

Стоило вспомнить о Ярине — всё-таки решение приехать сюда было отчаянной глупостью, — Герман почувствовал на себе пристальный взгляд. Плавать резко расхотелось, осталось единственное желание — убраться из этого дома подальше. Поставить крестик на ладони и не возвращаться без очевидной необходимости. Смерть. Рождение. Пожар.

Окна спальни Ярины выходили на бассейн, это Герман знал наверняка. Сам когда-то решал, где устраивать свалившееся на голову «счастье» в виде четырнадцатилетней тощей девчонки, больше похожей на несформировавшегося парнишку. Поднял взгляд к окнам — не могла же она наблюдать за ним? Полупрозрачные шторы колыхнулись и застыли. Видимо, показалось.

В конце концов, нет восьми утра, для чего «сестричке» вставать в такую рань? Она должна отсыпаться после вчерашнего празднования, если вообще ночевала дома. Мысль кольнула, грохнулась в солнечное сплетение дикобразом, застряла там, пронзая внутренности иглами.

Когда Герман спустился к завтраку, Нина сидела в столовой, закинув ногу на ногу, барабанила подушечками пальцев по столу — признак задумчивости. Судя по лицу, ни о чём хорошем она не думала.

— Доброе утро, — поприветствовал Герман Нину и горничную, накрывавшую на стол. Горничная ответила мгновенно, обогнула входящего, отправилась по своим делам.

— Доброе, доброе, — буркнула Нина.

— Настроение плохое?

— Хорошее у меня настроение. Расчудесное. — Из Нины так и сочился яд, хоть наконечники стрел опускай и применяй, как тайное оружие. — Ты в курсе, что удумала Ярина? — не выдержала Нина. — Учиться на ветеринара!

— Это плохо? — Герман не понял причину возмущения.

Откровенно говоря, он не задумывался, что после школы Ярина должна выбрать институт, профессию. А ведь именно так поступают выпускники школ. Правда, кто-то идёт на кассу соседнего супермаркета, а кто-то едет в Гарвард. Касса наследнице Глубокого точно не грозит, даже если ей придёт в голову открыть сеть гипермаркетов по всему миру… Но ветеринар? Лечить коров? Хомяков? Впрочем, какая разница, пусть хоть жабовидных ящериц нянчит.

— И где она собирается учиться? — он понятия не имел, где находятся лучшие школы ветеринарии. Вряд ли в Кембридже. В Швейцарии, Германии?

— В нашей академии ветеринарии и сельского хозяйства, — обрубила Нина.

— В каком смысле «нашей»? — не понял Герман.

Сельское хозяйство, какой абзац! Кажется, его «сестрица» станет первой выпускницей престижной, со всех сторон элитной школы, которая выбрала сферой деятельности сельское хозяйство.

— В городе, — дёрнула плечами, как от разряда тока Нина.

— В чём трудность? — не то чтобы Герман понимал заход Ярины — по гамбургскому счёту ему плевать, куда отправлять плату за обучение, но и возмущение Нины было непонятно. Хорошая профессия, в конце концов, если разорится, начнёт кастрировать котов — прибыльное занятие, говорят.

— Она продолжит жить здесь, — нагнувшись к столу, прошипела Нина. «С-с-с-те-е-е-с-с-сь». Рядом не было знакомых, корреспондентов, досужих сплетников, можно позволить себе приоткрыть истинные эмоции.

— Три четверти дома принадлежат Ярине, — наступил он на мозоль Нине, да и себе.

Первая версия завещания, озвученная Глубоким ещё при жизни жене и приёмному сыну, гласила, что дом, в котором жила супружеская пара больше пятнадцати лет, место, которое Герман считал и своим домом тоже, останется им двоим в равных долях. Вариант, устраивавший все стороны.

Герман искренне думал, что дом, в котором он рос, учился, совершал ошибки, мужал — его, если не с юридической точки зрения, то с человеческой определенно. Нина, помимо морального удовлетворения, получала хороший кусок недвижимости. У четы Глубоких был составлен брачный договор, на взгляд Германа — абсолютно кабальный для Нины. Видимо, подписать злосчастную бумагу, было единственным вариантом выйти замуж за Дмитрия.

В итоге Герман получил мясистый кукиш под нос, а Нина — половину от обещанного мужем. Не так и плохо, но явно меньше, чем ожидала. В придачу же, особо ценным призом, шла «наследница».

— Пусть в городе живёт. — Спорить с Ниной не хотелось, Герман понимал её чувства. Годы, казалось бы, счастливого брака. Пронзительное горе, сразившее внезапно, ранним утром обыкновенного буднего дня и, как пощёчина, появление Ярины.

Наследство? Герман знал, Нина с радостью отдала бы то, что в итоге получила, бросила все щедрые подарки Глубокого за годы брака. Вернулась бы в квартирку, где она когда-то жила, — крошечную