Тракторист минуту колебался, потом потянул на себя правый рычаг, ногой выжал левую педаль. Трактор круто развернулся и на полной скорости ринулся к «лысине», лишенной травянистого покрова, отливающей желтой глиной.

От поваленных деревьев, навстречу трактору, косолапя бежит вальщик Семен Кошеида. Он что-то кричит, неистово размахивая короткими руками. Его безбровое лицо выражает испуг и крайнюю растерянность. И тут Виктор почувствовал, как неестественно, всем корпусом, задрожал трактор. Гусеницы проворачивались вхолостую. Комья глины залетали в кабину. Полушкин крепко и витиевато выругался. Трактор медленно затягивало в овраг. Полушкин дал задний ход. Тщетно.

— Фу! — выдохнул он и тут только вспомнил о помощнике. Не оборачиваясь, крикнул: — Прыгай!

Виктор не пошевелился.

— Прыгай, тебе говорят!

Виктор не рассчитал прыжка, кубарем скатился в овраг. Холодная ключевая вода попала за ворот. Правая щека кровоточила. Он поднял голову — краешек гусеницы уже свисал над оврагом. Виктор рванулся, полез по откосу, цепляясь пальцами за деревца и корневища. Вконец обессиленный, ткнулся носом в пахучую траву. Сердце, как движок — тук-тук-тук!

Вальщик участливо подал руку, в самое ухо спросил:

— Зачем вас сюда понесло?

— Значит, надо было! — отрезал Виктор, рассерженный неуместным вопросом.

— Я побегу на верхний склад, — снова сказал Кошеида. — Может быть, успеют помощь подослать…

Завидев убегающего Кошеиду, Полушкин выпрыгнул из кабины, закричал:

— Куда?! Вернись!..

Вальщик не слышал. Полушкин сплюнул, махнул рукой Виктору, приглашая за собой. Они приволокли хлыст, сунули его между гусениц. Потом второй, третий… Трактор больше не сползал в овраг. Но Полушкин и не думал отдыхать. Он велел рубить ветки и забрасывать ими злосчастное место. Наконец опасность осталась позади. Полушкин вывел трактор в безопасное место.

Перепачканные до ушей глиной сели перевести дух под деревом. Только сейчас Виктор увидел солнце. Оно, точно огненно-рыжий клубок, запуталось в густом переплетении еловых веток и теперь беспомощно повисло над тайгой. Под старыми слежавшимися листьями земля прела. По падям она курилась голубовато-белой испариной.

— Проскочили-таки, — первое, что вымолвил Полушкин. — Нашумит Кошеида зря… Давай-ка быстренько соберем пачку… Чокерист еще заболел, черт его!..

Минут через двадцать первая пачка хлыстов была сформирована. Она состояла из пяти толстых бревен.

— Опять от Волошина попадет, — осмелился напомнить Виктор, дотронувшись до больной щеки.

— Не твое собачье дело! — волосатая бородавка на верхней полушкинской губе грозно зашевелилась.

Забравшись на сиденье, Виктор подумал, что, может быть, этот рейс и стоит толстомерных хлыстов. Только Волошин настырный, если уж сказал, что тонкомер не брать и через лысое место не ездить, то от своего принципа не отступит.

2

Леонид Павлович Наумов, начальник лесопункта Тананхеза, любил начинать свой утренний обход с гаража. Гараж обнесен высоким дощатым забором. На юго-западной стороне скрипучие железные ворота. Из ворот выбегала резвая грунтовая дорога. Она огибала нижний склад, который находился на самом берегу реки, перемахивала через мост и безудержно устремлялась через перевал и хлюпкие мосточки к районному центру. В километре от поселка лесорубов от дороги резко в сторону отходила другая, менее резвая дорога — ухабистая, горбатая. Она лезла через буреломы и говорливые таежные ключи к мастерскому подучастку Волошина.

У Леонида Павловича приподнятое настроение; планы по вывозке и заготовке леса подучастками из месяца в месяц перевыполнялись, сплав по первичной реке закончен досрочно. При передаче зачистки Унанхинской сплавной конторе была выпита не одна бочка пива, а потом его, Наумова, как есть в одежде рабочие искупали в реке. Таков уж обычай у сплавщиков с незапамятных времен — купать по окончании сплава начальство. Когда-то и сам Наумов купал начальников лесопункта…

Леонид Павлович хозяйским придирчивым взглядом прощупал выходящую из ворот гаража машину.

— Митькин, — погрозил Наумов шоферу, — смотри мне, чтобы без калымов!..

У шофера в улыбке блеснули вставные зубы. Загорелое лицо так, кажется, и говорило: ну, что вы, Леонид Павлович, разве ж можно!

— Смотри мне! — повторил начальник лесопункта.

Машина в ответ тряхнула задом так, что над кузовом заклубилась пыль, и заурчала по дороге в районный центр. А Леонид Павлович нагнулся, подобрал с земли ключ, недовольно крякнул, сунул его в карман тужурки.

Заслышав голос Наумова и его грузные шаги, встрепенулся на деревянном топчане вахтер Данила Севрюк.

— Здравия желаю! — по старой солдатской привычке приветствовал он, отдав честь.

— Здравствуй, здравствуй, гварди-я! — Леонид Павлович стянул с головы фуражку, платочком вытер вспотевший лоб. — Без головного убора, а честь отдаешь, — сказал Наумов.

— Ить верно, запамятовал! — улыбнулся дед Севрюк.

— А сколько машин сегодня вышло из гаража, не забыл?

— Никак нет, девять! — отрапортовал он. — У двоих поломка: у Ерохова кардан полетел, у Ткаченко подшипники застучали…

— Опять у Ерохова авария, — вслед за дедом повторил Наумов. — Это уж третий раз за лето… — Леонид Павлович покачал головой. — А тебя, Данила, к премиальным представил за отличную службу, — согнал тень с лица начальник лесопункта. — Ну, бывай здоров!

На обширном дворе гаража кое-где в выбоинах поблескивали лужицы дождевой воды. «Непорядок, — отметил про себя Леонид Павлович. — Надо сказать Сычеву, чтобы сегодня же привезли гравия и засыпали». Потом мысли Наумова метнулись за сотни верст в город. Завтра-послезавтра должна приехать Волошина. Без нее Наумов испытывал нечто вроде одиночества, какую-то потерянность, неуверенность в себе…

От низкого, черного до самой трубы здания ремонтных мастерских доносилось заунывное жужжание сверл. Наумов направился туда. По дороге встретил механика, краснощекого здоровяка в комбинезоне, Сычева.

— Что у Ерохова?

— Болты, как ножом на кардане срезало, — ответил тот и указательным пальцем чиркнул по ладони.

— Когда в строй?

— Сегодня во второй половине дня сделаем… — и добавил: — Не впервой.

— Отлично! А Ерохова предупреди, — через плечо говорил Наумов, — еще одна авария, сниму с машины, пойдет слесарить. Комплект резины получил?

— Думаю Ткаченко отдать.

— А у Ерохова машина совсем разутая. Отдай ему, — неожиданно для механика заключил Леонид Павлович.

В мастерской шум от работающих станков ударил в уши Наумова. Он поздоровался с рабочими, подошел к верстаку, над которым склонилась курчавая голова.

— Здравствуй, Василий! — Леонид Павлович протянул руку. Стараясь перекричать шум, громко спросил: — Как дела с сучкорезкой?

Василий тряхнул головой, волосы рассыпались по высокому лбу.

— Идут дела, — так же громко ответил он. — Завтра будем испытывать…

— Молодец! — Наумов погладил ладонью детали, отшлифованные до блеска. Рационализаторское предложение Василия Лапшина сулило многое — отпадала надобность в топоре. «Теперь, — подумал Леонид Павлович, — сучкоруб станет называться сучкорезом. Головастый этот Лапшин», — а вслух сказал: — Тут из районной газеты звонили, спрашивали о твоем изобретении, хотели расписать…

— Уже, наверное, похвалились? — поднял от верстака голову Лапшин.

— Как бы не так! Я им ответил, что пока курочка не снесет яичко, она не кудахчет…

3

Проехали около полукилометра. Вдруг из-за поворота волока выбежала целая ватага