Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва сев за столик, я сразу заказываю пиво.
– Разве тебе уже можно пить? – приподнимает Джон брови. – Я думал, ты все еще принимаешь лекарства.
– Мне плевать. Если я сейчас же не выпью, то свихнусь.
Джон пожимает плечами и благоразумно проглатывает ответ. Не проходит и секунды, как друг вновь садится на своего конька и без умолку тараторит про недавний спортивный матч, про Сару, его нынешнюю подружку, как она его достала, про дедлайн по проекту нового здания на главной улице.
Я блаженно погружаюсь в его бесконечный треп, в первый раз за последние недели чувствуя себя нормальным. Мы с Джоном вспоминаем старые деньки, болтаем о том о сем, обходя стороной мой синдром, за что я ему бесконечно благодарен.
Наконец, когда часы пробивают полночь, мы, пошатываясь, расходимся по домам. Заваливаясь спать рядом с Региной, которая тихо лежит в нашей постели, я подумываю о том, чтобы напиваться каждый день. Видимо, теперь это единственный для меня способ расслабиться.
***
Утром я сполна расплачиваюсь за ночь кутежа. Смешивать пиво и лекарства абсолютно точно было плохой идеей. Голова раскалывается примерно так же, как после аварии. Регина снисходительно смотрит на меня поверх кружки кофе.
– Хорошо вчера повеселился?
– Кажется, я умираю. – кряхчу я.
– Это всего лишь похмелье, дорогой, никто еще от этого не умирал. – смеется она.
В этот момент она расслаблена, и все кажется таким, как раньше, словно мы не стали чужими по моей вине. Мы встречаемся глазами, и в тот же момент это происходит: мы снова отдаляемся, улыбка Регины исчезает, будто ее и не было.
До моего ухода на работу мы больше не разговариваем.
В офис я добираюсь кое-как. Кофе немного притупил похмелье, и первым делом я направляюсь к Джону в кабинет, чтобы посмотреть, как он себя чувствует, но скорее поныть из солидарности. Я открываю дверь без стука, как делал всегда, но слышу раздраженный голос:
– Не мог бы ты стучать в следующий раз?
Я уже приготовил язвительный ответ, но тут встречаюсь глазами с Джоном. На меня смотрит мой лучший друг, на его лице ни следа похмелья, он выглядит бодрым и подтянутым. Однако меня пугает не его внешний вид, а его глаза – холодные и чужие. Ужас скатывается по моему позвоночнику, сердце ухает куда-то вниз.
Это больше не Джон.
***
Открыв глаза, я понимаю, что стою на крыше здания. Как я здесь очутился? Ничего не помню…
Я медленно озираюсь по сторонам, осознавая, что я на площадке сорокового этажа. Словно через туман, указывающий на нереальность происходящего, я смотрю вниз. Мир отсюда кажется таким маленьким и ничтожным.
Кто-то позади зовет меня. Я оборачиваюсь, и вижу почти всех своих коллег, с перекошенными от страха лицами.
– Эрик, успокойся. – мягко говорит Джон. – Не нужно делать глупостей, отойди от края.
Я смотрю ему в глаза и вижу незнакомца. Я понял, почему мое тело привело меня сюда. Джон был единственным уцелевшим якорем прошлой жизни. Теперь у меня никого не осталось.
За спиной Джона я замечаю двух знакомых мне санитаров.
Я перевожу взгляд на бездну, что ждет меня, манит прыгнуть в нее и закончить мои страдания. Но моя трусливая душа сдается, и я падаю в руки ожидающих меня санитаров.
5.
На этот раз мне все же вкалывают успокоительное. Я плыву по реке дурмана, больше не беспокоясь ни о чем.
Меня сопровождают в уже знакомую мне психиатрическую больницу «Хэлси Майнд», где доктор Перри встречает меня так, словно и не сомневался, что я вернусь.
Каждый мой день в больнице похож на предыдущий. Доктор Перри пытается вести со мной беседу, но я остаюсь безучастным ко всему. Приходит Регина, пытается поговорить со мной, но я не поднимаю на нее глаз. Все они для меня незнакомцы.
По утрам я сижу в комнате досуга, где нас заставляют находиться два часа в день, чтобы «отвлечься», я же предпочел бы, чтобы меня оставили в покое.
Сегодня, как и всегда, я сижу у окна и смотрю на одинокое хилое деревце во дворе больницы. Нещадный ветер треплет его пожухлые листья, стараясь согнуть, вырвать его с корнем. Но дерево не сдается.
Странный высокий голос прерывает мое отупляющее созерцание:
– Ты здесь за что?
Я перевожу взгляд на тощего паренька лет семнадцати. Его каштановые волосы торчат во все стороны, придавая ему вид сумасшедшего ученого. Хотя… кто я такой, чтобы называть кого-то сумасшедшим, учитывая собственное состояние.
– Синдром Капгра. – произношу я.
Мой голос звучит как покореженный метал, это первые слова, которые я произнес за много дней.
– А-а-а, – со знанием дела протягивает паренек. – Двойники, да?
Я удивленно смотрю на него. Думал, что мой синдром достаточно редкая штука.
– А ты почему здесь? – спрашиваю я.
– Обсессивно-компульсивное расстройство, или ОКР, как тебе больше нравится. Обычно я могу контролировать его таблетками, но как-то все навалилось и…вот я здесь. – усмехается парень. – Кстати, я Люк.
– Эрик. – представился я.
Мы молчим несколько секунд, а затем я замечаю, что Люк словно хочет что-то спросить, но не знает, как начать.
– А эти двойники, – наконец произносит он. – Как они выглядят?
– Это как будто все, кто тебе дорог, вдруг стали чужими. – вздыхаю я. – Добро пожаловать в мою жизнь.
– А если я скажу, – делает паузу Люк. – Что ты не болен?
– Что?
Люк понижает голос и продолжает:
– Я тоже вижу двойников.
Я вспыхиваю. Как посмел этот мальчишка шутить надо мной?
– Разговор окончен. – хлестко произношу я.
– Нет, погоди. – начинает беспокоиться Люк. – Выслушай меня, я не хотел оскорбить, просто…мне кажется, что в мире творится что-то странное.
– Странное?
– Да. Признаюсь, что я не просто так подсел к тебе. Я услышал, что в этой больнице лежит пациент с синдромом Капгра и захотел поговорить с тобой. При моем расстройстве нет таких симптомов, как при твоем, но все же, в последнее время я стал замечать, что моих близких словно подменили. Все в них вроде бы осталось прежним: голос, мимика, но что-то изменилось, я чувствую. Когда я поговорил со своим психиатром, она сказала, что при моем уровне тревожности возможны такие симптомы, но я ей не поверил. После этого я
