Я бы не сказал, что успех изменил Барни Райэна в лучшую сторону. Даже напротив, его фигура стала производить более отталкивающее впечатление. Это был приземистый, крепко скроенный мужчина лет пятидесяти; за последние три года он сильно прибавил в весе, а потому сейчас выглядел полным, несмотря на усилия искусного портного. В его густых каштановых волосах прибавилось седых прядей, а карие глаза приобрели какой-то грязноватый оттенок.

Три года назад он уже почти достиг статуса официального представителя агентства печати, подвизаясь где-то на задворках Западного Голливуда. Сейчас у него был шикарный кабинет на Беверли-Хиллз, и с ним работали три его партнера. Может быть, успех испортил Барни Райэна? Да, хотя и не слишком, показалось мне. В душе он оставался таким же мошенником и подонком, каким был всегда.

Он сунул мне бокал, наполненный почти до краев, затем взял свой, обошел стол и сел в кресло.

— Выпьем за Голливуд, Рик! — Он поднял свой бокал и стал пить редкими, большими глотками. — Ты говоришь, я стал популярен в этом мире... А как идут дела у тебя, дорогой? Ты ведь тоже добился кое-чего, стал большим человеком по своей линии, не так ли? Сейчас у каждого в этом проклятом бизнесе есть свои трудности, верно? И что они делают? Посылают за Риком Холманом! На днях я говорил с Экселем Монтенем, он превратил свое имя, имя большого, независимого режиссера-постановщика, во что-то малозначащее. И как-то в разговоре с ним всплыло твое имя, дорогой Рик. Ты бы слышал, дорогой, как он восхищался твоим талантом! Если бы ты услышал его слова, они были бы приятны для твоего старого сердца!

— Твое сердце лет на пятнадцать старше моего, Барни, — сказал я холодно.

— Ну, я пошутил! — Он изобразил широкую, похожую на оскал, натянутую улыбку и снова поднял свой бокал. — Хорошо, Рик, что ты зашел вот так запросто, чтобы поболтать о старых временах. Ты помнишь, когда...

— Замолчи! — произнес я с отвращением.

— Что?

— Перестань врать! — сказал я сердито. — Наши с тобой “старые времена” — это то единственное дело три года назад, когда тебе пришлось отпустить с крючка ту девушку, иначе получил бы ты срок за вымогательство. Я предпочел бы пойти на ближайшее кладбище и почитать надписи на надгробных плитах, чем болтать с тобой о старых временах.

— Рик, дорогуша! — Внезапно в его глазах мелькнуло что-то неприятное, хотя он и пытался продолжать изображать натянутую улыбку. — Я стараюсь быть с тобой вежливым. Это что — преступление?

— Это даже больше, чем преступление, — отрезал я. — Я здесь только по той одной причине: твой клиент стал и моим клиентом тоже. Мне нужна информация, Барии, и ничего больше.

— Тогда все хорошо! — Он покорно пожал плотными плечами. — Информация о чем?

— О Делле Огэст.

— О Делле? — Его глаза на мгновение расширились. — Разве у нее какие-нибудь неприятности, Рик?

— Наверное, ее беда заключается в том, что ее агент-посредник — настоящий мерзавец, — проговорил я сквозь зубы. — Она уже шесть месяцев без работы!

— Бедная девочка! — В его голосе звучала наигранная симпатия, как у гробовщика, впервые посетившего семью покойника. — У нее в последнее время не было хороших предложений, это правда.

— Для такой актрисы, как Делла Огэст, шесть месяцев без работы — это очень большой срок, — сказал я. — И не получить за этот период ни одного предложения, ни одного запроса...

— Такие времена, Рик, такие времена, ты же знаешь... — В его голосе звучала слабая льстивая нотка. — Конечно, я сам озадачен этой ситуацией, не скрою! Но что я могу поделать? Так получилось, что ничего не подвернулось в течение последних шести месяцев. Производство упало на десять процентов по сравнению с прошлым годом. Дела идут туго везде, дорогуша, и...

— Но у тебя самого есть работа?

— У меня-то, конечно, работа есть! — ответил он самодовольно. — Работать приходится в полную силу, и...

— И у тебя не нашлось времени, чтобы поговорить с Деллой? — спросил я с раздражением. — Ты был так занят, что не мог зайти к ней хотя бы один раз за эти шесть месяцев или позвонить? Для человека, который, кажется, получил около десяти процентов от ее доходов, это странно. Ты ведешь себя так, как будто деньги ничего для тебя не значат, Барни. Это не похоже на тебя.

— Я был занят, — сказал он громко.

— Ты паршивый врун, — сказал я. — Делла Огэст прекратила работать с того дня, как погиб Род Блейн. Не хочешь ли ты сказать, что это простое совпадение?

— Конечно!

— Барни! — Я посмотрел на него с полузастывшей улыбкой, — Я не хотел, чтобы наш разговор был резким, но готов и к этому. Мне известно слишком много о некоторых твоих прежних неблаговидных делах, еще до того, как у тебя появились компаньоны и секретарша, и если я начну вспоминать кое о чем вслух в определенных учреждениях этого города, это не принесет тебе ничего хорошего.

Ухмылка исчезла с его лица, и я почти услышал, как он мысленно вздохнул с облегчением, подумав, что теперь ему не надо больше притворяться.

— А теперь я скажу тебе кое-что, шишка на ровном месте! — сказал он резким надменным голосом. — Ты сам не знаешь, во что собираешься влезть! Хочу дать тебе бесплатный совет, дорогуша. Не впутывайся в это дело, если хочешь работать в нашем городе. Это слишком сложно для сыщика твоего калибра, Холман. Они проглотят тебя со всеми потрохами и не подавятся!

— Убеди меня в этом, — сказал я.

— Незачем, — ответил он с ухмылкой. — Ты не можешь повредить мне, Холман! Вероятно, когда-то у тебя была такая возможность, но сейчас ее нет. Я уже и так потратил на тебя слишком много времени, а посему убирайся из моего кабинета.

— Может, мне зайти к твоим партнерам и рассказать им о той большой кампании — перевод денег по почте, — которая стала началом твоей карьеры агента-посредника? — проговорил я задумчиво. — Давай вспомним, как выглядела эта твоя реклама? “Независимый режиссер-постановщик Голливуда ищет таланты для съемки новых кинофильмов. Талантливые девушки привлекательной внешности в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет должны выслать свои фотографии и автобиографию по адресу: почтовый ящик такой-то. Девушки, которые могут рассчитывать на успех, должны перевести определенную сумму Голливуду. Кроме того, они должны будут оплатить расходы, связанные с участием в пробных киносъемках, которые будут проводиться как минимум в течение шести недель”. Ведь так было дело, Барни?

Он злобно посмотрел на меня. На его отвислых щеках выступили бордовые пятна.

— Придет день, когда настанет моя очередь, Холман, — сказал очень глухо, — и тогда ты узнаешь, что...

— Ты уже заявил, что я отнял у тебя слишком много времени, — перебил я его. — Так скажи мне прямо, и скажи мне, дорогой, все, потому что я не собираюсь задавать этот вопрос второй раз.