– Ну, спадиями, – подозрительно прищурился старик.

– Правильно, в честь короля Спадия II. Или я ошибаюсь?

– Так на монетах же его профиль чеканили! Как их ещё обозвать?

– А на лердарах чей портрет? – застенчиво потупилась кадет. – Разве не нынешнего императора?

– В задницу к свиньям! – мигом вызверился подуспокоившийся было дядя. – Король был, королевство было – их знаю. Я старую Корнею[4] помню, а никаких других мне не надо!

– Но ведь теперь под короной не только Корнея, но и многие земли Высоких домов. А это уже империя.

– Король должен быть равным среди равных – и только так!

– Так его величество и не король. Поэтому ему равных нет.

– Дура ты! Всем бабам Отец ума не додал, а ты дура из дур, – презрительно фыркнул дядюшка даже вроде бы и довольный. – Вот отсюда и беды наши, от того, что без головы всё делается. Учи вас, воспитывай, денежки трать. А для чего? Чтоб вы вшивые задницы сукоников оберегали, пылинки сдували? Вот при старой-то власти такого не было, и в голову не пришло б! Телохранитель! Девка! Да и какой из тебя обережник? Себя давно в зеркале видела?

Последний вопрос Леора предпочла пропустить мимо ушей. Не ей, лучшей в выпуске, на такое реагировать. Да и невозможно убедит родственников, что она лучшая. А убедит, так будет только хуже, станет ещё большей предательницей.

– Ну и кого ты себе в хозяева выбрала? За кого теперь тявкать станешь?

– Как мама и сёстры? – светски осведомилась Недил вместо ответа.

– А что им сделается? – прошамкал дядя, грузно ёрзая на стуле. – Живут приживалками из милости у моей сестрицы. Всё ведь отобрали, паршивцы, до последней щепочки. В грязи благородных людей изваляли, с дерьмом смешали. Да только навоз к нам не липнет, потому что ещё честь есть! А у тебя, как и у всякой свиньи, её нет. Может, племянница тебя не от законного мужа прижила? Может, папаша твой конюх какой-нибудь иль пастух? Уж больно не в породу удалась.

– Здоровы все?

– Здоровы, да не твоими молитвами. Сестрица твоя перестарка, в девках засиделась. Только за кого её выдавать? Все достойные люди либо в земле лежат, либо на чужбине маются, возвращения законного владыки дожидаются. А дождутся ли, одному Отцу ведомо. Но с чего-то вот такие выродки, как ты, благоденствуют, жируют.

– Дядя, – Леора выложила на стол два кошеля – оба довольно тощие. – Вот этот, пожалуйста, отошлите маме, а этот себе возьмите, за труды. И напишите, что не знаю, когда смогу передать ещё, скоро летняя кампания начнётся.

– Чтоб тебя там поубивало вместе с твоим хозяином, – от всего сердца пожелал добрый родственник. – Между прочим, так и не сказала, кто он, сворок-то твой.

– Генерал Редиш, – выдохнула кадет, вставая, подхватывая со стола шляпу с перчатками.

– Что?! Кто?! – взвизгнул, захлебнувшись слюной старик. – Как ты?! Да он же отца твоего, брата!.. Обратно сунуться не смеют! Он же гнездо ваше!.. Он же все северные графства!..

– Я вас навещу, как только смогу, – негромко пообещала Леора.

– Прокляну! – выплюнул дядя ей в спину. – Да как ты?!

«Как ты?!»

Как, как? С огромным трудом. Чего стоило только в корпус поступить. Чего стоило стать лучшей. Пробиться в группу и снова стать лучшей. И лишь потому, что отличникам при распределении всё же дают выбор.

Правда, справедливости ради, в телохранители к маркграфу никто сломя голову не рвался – всё же боевой генерал. Да такой боевой, что двое его предыдущих охранников где-то там, на полях, и остались. Но, так или иначе, а любой к нему на службу не попадёт.

И кто это может оценить? Разве только такие же кадеты, да и те решили, что у Недил амбиций слишком много. На войне карьеру, конечно, сделать легче, но там ещё и умирают.

***

Ночью оружие в столице имели право иметь при себе только патрульные городской стражи и срочные вестовые. Днём пожалуйста, сколько угодно, хоть гаубицу волоки, никто слова не скажет, если, конечно, на это соответствующее разрешение есть. А после захода солнца за одно ношение шпаги или рапиры могли даже офицера забрать. Логика такого правила многим казалась сомнительной. Но, во-первых, директива эта была выпущена ещё лет триста назад, а пересмотреть её никак руки не доходили, а, во-вторых, закон на то и закон, чтобы соблюдать его вне зависимости от логичности.

Ну и обходить, естественно. Дворяне на любые условности плевали всегда и во все времена. Горожане же, выходя на улицу по темноте, прихватывали с собой деревянные дубинки, кастеты или ножи, чтобы «ветчинки порезать» – всё это за оружием традиционно не считалось. Видимо «недосчитавшихся» никогда такими дубинками по голове не гладили и кухонные ножи под рёбра не совали.

Леора к горожанам себя не относила, а закон уважала, потому и оказалась в переулке с голыми руками сразу против трёх невежд, которые от неё явно чего-то хотели, но о желаниях своих ни сказавших ни слова. Не считать же за объяснение ту самую дубинку, прозванную развесёлыми лердаргардскими жителями «уравнителем», летящую прямёхонько в висок!

От деревяшки кадет увернулась, великодушно позволив ей звонко, но бесполезно тюкнуть о стену, а вот дальше стало кисло: обороняться безоружной рукой в корпусе не обучали. Конечно, кое-кто из парней увлекались борьбой, но Недил к ним не лезла, потому как, при всём желании и упорстве, первой быть не могла, да и десятое место ей не грозило – стати не те.

В общем, увернувшись и отскочив к дому, чтобы по всем правилам фехтовального искусства не дать противнику за спину зайти, Леора оказалась один на один с длинным, узким, изъеденным частой заточкой ножом и громилой, сжимавшим его в кулаке – двое других бугаёв держались позади.

– А ну, господин хороший, – просипел тот, что с ножом, видимо, сходивший тут за главаря, – давай, что там у тебя ни на есть.

Недил на это даже отвечать не стала. И не потому, что язык к нёбу прилип, хотя во рту и впрямь сразу как-то очень сухо сделалось. Просто вряд ли молодчики поверили бы, будто у неё при себе и медной монеты нет. Да и сообрази они, что кадет никакой не «господин», кто знает, как дело обернётся.

– Гля, парни, как перетрухал-то, – гоготнул главарь, – аж штанишки обмочил небось. Да не боись, не тронем, нам просто выпить хотца.

– Ну так и попросили бы по-человечески, – раздался откуда-то слева, из переулочной темноты, мужской голос. Леора вместе с громилами на говорившего, конечно, обернулась, но ничего, кроме смутного силуэта, не увидела. Зато монету – полновесный серебряный лердар – смачно шлёпнувшийся в жирную, по щиколотки, грязь, рассмотрели все. – Надеюсь, этого жажду утолить хватит?

Главарь глянул на Недил, на тёмную фигуру, кивнул подельнику, веля подобрать монету, губы облизал, снова покосился в темноту.

– Да как тут враз-то скажешь, господин хороший? – сипнул, утирая нос предплечьем руки, в которой нож держал. – Теперь-то вас двое, значица, и пошлина того… двойная.