уже подумывал заморозить её, герметично запаковать, положить в морозилку, и вынимать только тогда, когда сильно захочется заняться сексом и он больше не сможет сдерживаться, но Рид знал, что это не сработает. Во-первых, замораживание только замедлит распад, но не остановит. А во-вторых, он пользовался промежностью Джен три или четыре раза в день. Даже если Рид решится разрезать её пополам — что само по себе сомнительно, — он все равно будет доставать каждый кусок из морозилки по крайней мере один или два раза в день.

Нужно придумать что-то ещё.

Его осенило, когда он кончал.

Придя к финишу, Рид положил плоть на кухонный стол и достал самый острый нож.

Он аккуратно отслоил кожу и отделил её от мяса, получив в итоге один мятый лоскут.

К этому времени крови уже не осталось, а жир и мышцы легко отделились от кожи, гораздо легче, чем он ожидал. Рид работал медленно, боясь поцарапать или вовсе прорезать кожу, стараясь аккуратно удалить гниющие ткани под ней. Он ещё не решил, что с ней делать, подумывая высушить её, как пергамент или вяленую говядину, чтобы она не сгнила, но решил, что разберётся с этим позже. У него уже появилось несколько дополнительных дней, может быть даже недель. За это время он проведёт нужные изыскания и выяснит, что нужно делать.

Буквально недавно он обкончал промежность, но ни на передней, ни на обратной стороне кожи никаких следов семени не было. На кусках мяса — тоже, и Рид в очередной раз поразился тому, как кожа, казалось, просто впитывает сперму и делает его соки частью себя.

В рассечении промежности и препарировании останков паха Джен тоже было нечто сексуальное. Член Рида снова встал, хотя все ещё пульсировал болью от мощности последнего оргазма. Рид нежно провёл руками по гладкой коже, слегка касаясь кончиками пальцев мягкой субстанции.

Он взял кожу и обернул ей набухший пенис. Рид не планировал и не задумывал этого, просто неосознанно сделал, и кожа прилипла к стоящему члену, как гладкая мягкая оболочка, созданная специально для этой цели. Он сразу же стал эякулировать, из члена вырвались горячие болезненные струи. Несколько секунд ощущалась приятная тёплая влага, сменившаяся лёгкой посасывающей сухостью. Эти ощущения были ещё эротичнее, чем предыдущие энергичные толчки. И почему он раньше не додумался срезать кожу и завернуть в неё хер?

Рид ещё немного постоял, не двигаясь, пока по нему проносились последние слабеющие спазмы оргазма, а затем попытался стянуть с члена кожу.

Но не смог её снять.

Собравшись с духом, Рид ухватился и потянул за край лоскута, ожидая дикую боль; готовый к тому, что прилипшая кожа будет отрываться, словно её удерживает суперклей, но вместо этого почувствовал нежную ласковую стимуляцию. Он дёргал изо всех сил, но кожа не слазила, а ощущение, которое передавалось его пенису, было подобно бархатистому прикосновению пёрышка, ещё раз оживившему его болезненный и уставший орган.

И Рид снова почувствовал нарастающую эрекцию.

Ещё одного оргазма он не желал, хотел лишь освободиться от этой неестественной стимуляции. Рид со всей силы сжал член и стал стягивать кожу, дёргая её туда-сюда.

И снова кончил.

Охваченный паникой, Рид практически плакал. Он не знал, что делать, и впервые пожалел о том, что сделал с Джен, пожалел, что вообще встретил её. Несмотря на великолепный секс, он сожалел, что столкнулся с этой гладкой, безволосой промежностью.

Пытаясь найти хоть что-нибудь, способное помочь снять с члена этот кожный покров, Рид осмотрел кухню. Нашёл растительное масло, облил покрытые кожей гениталии и снова попытался вытащить пенис; взял нож и попробовал срезать кожу, но ни один из способов не сработал. Следующий час Рид провёл, бегая по дому и пробуя всё, чтобы освободиться. В конце концов он оказался в спальне, рухнул на кровать и зарыдал от боли и разочарования.

Оргазмы не стихали, и охватившее его всепоглощающее чувство паники усилилось. Рид закрыл глаза от боли, от ужасной реальности происходящего с ним, и заснул, все ещё испытывая оргазм, хотя к этому времени из него уже ничего не выходило, а пенис горел так, словно мочеиспускательный канал был заполнен битым стеклом.

Утром член пропал.

Проснувшись, Рид сразу понял, что что-то не так. Сунув руку между ног, Рид почувствовал там, где раньше были его хер и яйца, лишь гладкую кожу. Он вскочил, подбежал к ростовому зеркалу, висевшему на обратной стороне двери спальни, и осмотрел лобок.

Кожа слилась с его собственной.

Невозможно было сказать, где заканчивался его настоящий эпидермис и начиналась промежность Джен.

Тупое щемящее чувство поселилось внизу живота. Рид трогал себя, тёр, тыкал. Прошло целых пять минут, прежде чем его мозг осознал горькую правду.

В его теле больше не было никаких сексуальных ощущений.

У него больше не было никакого сексуального желания.

Рид был похож на куклу Кена или солдатика Джи-Ай Джо.[3] Между ног не было ни малейшей выпуклости. Потрясённый, он стоял перед зеркалом, пристально разглядывая и изучая себя.

Сделала ли Джен то же самое? Неужели и она убила кого-то ради кожи? Рид не знал, но это предположение казалось не таким уж неправдоподобным, и впервые с тех пор, как он её встретил, с тех пор как всё это началось, Рид испугался. Ему открылась явная иррациональность и причудливая непостижимость ситуации; раньше он никогда по-настоящему даже не задумывался об этом. Слишком легко он всё это принял, безоговорочно купился на секс, а теперь осознал, насколько большой ошибкой это было. Рид понятия не имел, что с ним случилось и почему. Это не расплата в стиле простенького страшного рассказа О. Генри, и не личный пример поговорки «что посеешь, то и пожнёшь». Это что-то более безличное, более… неизбежное, и Рид понимал, что никогда не узнает, откуда взялась эта кожа и что она на самом деле делает.

Он использовал её.

А теперь она использовала его.

Рид выяснил, что мочится через рот: этот процесс чем-то напоминал рвоту. Отвратительнее всего было то, что вкусовые рецепторы продолжали идеально работать. Они никак не видоизменились, и не было никакой возможности их отключить.

Рид больше не мог есть. Он пытался: запихивал в рот крекеры, сухарики, чипсы, жевал их, но тело не позволяло ему глотать. Он даже не мог продвинуть еду достаточно глубоко чтобы его вырвало. Мясо, макароны, суп, хлеб — все это застревало у него во рту и вываливалось обратно. Рид не мог глотать ни твёрдую пищу, ни жидкости. Он должен был питаться… женскими соками.

Рид понял это инстинктивно, неосознанно; но принял лишь со временем, и когда прошёл первый день, второй, третий, а он сидел