– Я сдал в печать книгу «Борьба литовцев с крестоносцами», – признался Пакарклис и принялся смущённо протирать очки полой пиджака.

Клиховский промолчал и разлил спирт. Увы, никакая Лига Наций уже не вырвет Литву из лап России, и Пакарклис смиренно готовил своей родине положение поудобнее. Возможно, и Польше тоже придётся придумывать себе новую историю. Но он, Винцент Клиховский, участвовать в этом не будет.

– Вы вхожи в высшие сферы, Повилас… Вам известно, что Советы собираются сделать с Восточной Пруссией?

– На такие темы со мной не откровенничают.

– Но у вас есть понимание общей логики событий.

Пакарклис вздохнул:

– Думаю, Восточной Пруссии не станет. Россия её присвоит. Мемель вернут Литве, а районы плебисцита всё-таки присоединят к Польше.

В 1920 году, после Версальского мира, Лига Наций, перекраивая Европу, хотела отдать Польше юго-западные районы Восточной Пруссии. На спорных землях провели плебисцит, однако население проголосовало за Пруссию. Германия, униженная Версалем, тихо торжествовала. Вскоре в Алленштайне воздвигли мрачный и величественный мемориал сражению под Танненбергом. В Мариенбурге довершали восстановление гигантского замка тевтонцев. И повсюду появились огненосные «башни Бисмарка» и монументы плебисциту – камни с девизом: «Немцами были, немцами будем!». Что ж, больше не будут.

– Пиллау тоже окажется русским?

– Советам нужен контроль над Балтикой. В Пиллау переводят военно-морскую базу. Армейская комендатура уже сдаёт дела командованию флота.

– Пиллау закроют для иностранцев?

– Скорее всего, да. Немцы ведь поступили точно так же.

Пакарклис был прав. С 1921 года Пиллау был базой германского флота, и иностранцев сюда не пускали.

Клиховский понял, что назваться Бадштубером было верным решением. Если его, поляка, выдворят из Пиллау, он навсегда потеряет шанс избавиться от родового проклятия. И два его сына погибнут, как погибли два его брата.

– Почему вы не хотите уехать отсюда, Винцент? – проницательно спросил Пакарклис. – Не похоже, чтобы в этом городе вы были счастливы.

– У меня здесь незавершённое дело, – неохотно признался Клиховский.

– Я могу узнать, какое?

– Вы сочтёте меня сумасшедшим.

– Я видел котлованы в Панеряе, заполненные останками расстрелянных жителей гетто. Это не мы сошли с ума, Винцент.

Клиховский тоже видел, как дымили печи крематория в Штутгофе.

– Я ищу Лигуэт, – сказал он.

Пакарклис поджал губы и покачал головой:

– Вы верите в эту тевтонскую версию Святого Грааля?

Клиховский угрюмо смотрел в чашку со спиртом:

– Я уже ни во что не верю. Я просто хочу закончить свою войну.

* * *

Двигатель взвыл, рубчатые колёса завертелись, в прокруте выбрасывая песок, и грузовик двинулся вперёд и вверх по склону берега, вытягивая трос, уходящий в воду. Вода вдруг яростно заискрила на солнце и с плеском раздалась, скатываясь с широкой плоскости самолётного крыла. Потом вынырнул капот, потом – фюзеляж и хвост, потом – нижнее крыло биплана.

Грузовик вытащил утопленника на узкий пляжик под замком Лохштедт. Это был перечно-красный гидросамолёт на поплавках. На бортах и округлых крыльях чернели кресты и надписи «OstpreuSen». Из корпуса хлестали струи.

– «Хейнкель-60», – определил майор Перебатов. – Двухместный.

Неподалёку, высунув на отмель форштевень, лежал длинный бронекатер с танковой башней. Рубка и борта у него были покрыты бугристыми синяками – заваренными пробоинами: катер высаживал десанты на косу Фрише Нерунг. Матросы лежали в короткой травке на берегу, курили трофейные сигареты и лениво наблюдали за вознёй с растопыренным двухэтажным самолётиком.

– Дывись, братишки, яки у Хитлера попухаи, – сказал кто-то из них.

Клиховский внимательно наблюдал за происходящим.

– Ясное дело, Женька, ты его прозевала, – усмехнулся Перебатов.

Луданная сдержала гнев. Со старшим по званию не спорят. Но не следует майору при посторонних панибратски называть её Женькой. И упрёк майора несправедлив. Перебатов тоже не сумел бы увидеть под водой гидроплан.

– Мы не принимали водных процедур, – сухо ответила Луданная.

Перебатов был её сослуживцем по Управлению контрразведки фронта. В Пиллау порой пропадали солдаты и офицеры – скорее всего, проваливались в катакомбы или подрывались на минах. Перебатов с группой расследовал эти исчезновения: вдруг нацисты оставили подполье, пресловутый «Вервольф»? Сегодня днём воздушный наблюдатель сообщил в СМЕРШ, что обнаружил неопознанный самолёт, лежащий на дне залива возле замка Лохштедт. Перебатов взял в гавани бронекатер и примчался осмотреть находку.

– Его сбили? – наивно спросил Пакарклис.

Перебатов чуть поморщился от необходимости объяснять гражданскому:

– Ночью зацепили зенитчики с эсминца. Но он не упал, а приводнился гладенько. Экипаж гранатами взорвал поплавки и утопил аппарат. А сам ушёл. – Перебатов вздохнул и осуждающе посмотрел на Луданную: – Эх, Женька, если бы ты утром не считала ворон, мы уже прочесали бы всё отсюда до Камстигаля и нашли бы гостей! А сейчас им полная волюшка!

Луданная больше не хотела подчиняться обвинениям майора:

– Чушь, Николай! Те, кто прилетели, или наскочат на мину, или попадутся патрулям! Случайные одиночки ни на что серьёзное не способны!

Теперь рассердился Перебатов:

– Эти черти не простые! Они прилетели, куда запланировали, не то сели бы на Пайзе и шмыгнули в леса! А какого хрена им тут надо? Думай головой, Женька, а не чем ещё!

Глаза Луданной сузились.

Перебатов повертелся на месте, озираясь:

– На полуострове действует группа «Вервольфа», я точно говорю! Может, гости к ней и пробирались? Диверсия будет на твоей совести, Женька!

Клиховский молча разглядывал красный самолётик. Где он видел его? «Ostpreußen»… «Восточная Пруссия»… Клиховский вспомнил. Так назывался ледокол гауляйтера. Говорили, что он расчищал морской канал от Пиллау до Кёнигсберга, но Клиховский застал «Восточную Пруссию» уже намертво пришвартованной к причалу гавани. Эрих Кох берёг своё судно от бомбёжек и не выпускал даже для эвакуации беженцев. Красный самолётик, зимой «обутый» в лыжи, всё время сидел на корме ледокола под стрелой крана. Он предназначался для ледовой разведки, потому, собственно, и был красным. В начале апреля, помнится, беженцы негодовали, что на ледокол грузят ещё и автомобиль гауляйтера. 23 апреля ледокол и гауляйтер исчезли из Пиллау.

Майор Перебатов тем временем немного успокоился.

– Прилетевшие должны оставить следы, – сказал он уже миролюбиво.