Примерив на себя это «безобразие», и переодевшись в приобретённый по этому случаю мужской костюм, я превратилась в весьма симпатичного юношу. Как ни странно, тёмные волосы парика, прекрасно оттеняли мои природные голубые глаза. Вот только что делать с чересчур нежным для юноши лицом? Пришлось подрисовать подходящим карандашом тоненькие усики.

Хм, не удивительно, что секретарша запала на меня. Я бы и сама, на её месте, непременно обратила бы внимание на такого. И всё бы ничего, если бы не три обстоятельства: голова под париком ужасно чесалась, грудь, которую пришлось крепко перебинтовать, с непривычки болела, а ноги, которые я вынуждена была обуть в мужские ботинки, да ещё и насовать в них тряпок, чтобы не спадали, всё время за что-то цеплялись.

Но всё это ничто по сравнению с тем, что мне придётся выносить в пустыне, если председатель одобрит мою кандидатуру жокея.

Как ни странно, вопреки всем нашим страхам, никто так и не догадался о том, что юноша, которому все желали успеха в скачках, и крепко пожимали руку, на самом деле молодая женщина. И, имечко у меня, с лёгкой руки Виктора, было самым, что ни на есть подходящим – Чарли Баттон.

Получив все необходимые для отъезда документы, уже через несколько дней, мы отходили от пристани на борту трёхпалубной «Колумбии», следующей до Аннабы, крупнейшего порта на севере Алжира.

Полуторамесячное плавание на борту межконтинентального судна, оказалось не таким уж и романтичным, как нам представлялось первоначально. Уже на третий день, морская качка свалила более половины пассажиров, и среди них моего мужа. Бедняга обессилел настолько, что с трудом поднимал голову с подушки. Мне приходилось заботиться обо всём самой.

Люди, приставленные комитетом, должны были присоединиться к нам уже в Бискаре, а потому, на борту судна, отпадала необходимость в моей конспирации. Тем не менее, я, в отличие от многих пассажиров, предпочитала уединение в каюте вместе с Виком, нежели обеды и ужины в обществе капитана и команды.

Для Мухиба, по специальному разрешению, был отведён небольшой закуток недалеко от багажного отсека. Счастливчик! Ни морская болезнь, ни отсутствие аппетита, ему не грозили. Трижды в день, я, стараясь не привлекать особого внимания, пробиралась к нему, чтобы накормить и напоить. Расчёсывая его мягкую гриву, я взяла за обыкновение делиться с ним всем происшедшим за день, своими переживаниями, надеждами. Глядя в его умные глаза, я каждый раз читала в них понимание. А это, мне сейчас было ох, как необходимо.

Шли дни. Вик постепенно начал поправляться, и уже не испытывал жесточайших приступов тошноты всякий раз, когда судно начинало качать. Правда, на все мои уговоры покинуть каюту и выйти подышать чистым свежим воздухом, он отвечал отказом ссылаясь на слабость и головокружение.

* * *

Он стоял на капитанском мостике, и делая вид, что невероятно увлечён той морской нудятиной, что пожилой капитан ему рассказывал, внимательно следил за хрупкой фигуркой, которая ухватившись за довольно увесистый мешок, упорно тянула его в сторону заграждений.

«Интересно, кто она?» – Он уже не первый день наблюдал за ней. Предпочитая уединение каюты, она трижды в день появлялась на нижней палубе, волоча за собой мешки. Зачем они ей?

Отсюда, с высоты, было трудно разглядеть её лицо, однако та порывистость, которая скользила в каждом её движении, могла принадлежать лишь очень юной особе.

– Готов побиться об заклад, что ей нет ещё и двадцати, – пробормотал он, не замечая того, что говорит вслух.

– Простите, вы что-то сказали? – капитан прервал свой «увлекательный» монолог, и воззрился на собеседника.

Он понял, что сглупил, однако, не желая давать повод капитану думать, что его болтовня не интересна, тут же ответил:

– Да вот, пытаюсь представить масштабы услышанного, но честно говоря… – он, словно от избытка эмоций, лишь развёл руками.

– Вы правы, мой друг, представить довольно сложно. И, тем не менее, вы почти угадали возраст – пятнадцать! Да- да, я уже пятнадцать лет плаваю на этой посудине, и поверьте, каждый раз взойдя на борт, радуюсь, как мальчишка, – восторгу капитана не было предела.

Он, продолжая кивать на болтовню капитана, попытался отыскать глазами белокурую головку, но незнакомка уже ушла.

Жаль. Он хотел бы узнать её поближе.

* * *

Вечерние сумерки – моё любимое время суток. Все заняты лишь собственными делами – кто-то ужинает с капитаном, иные проводят время в музыкальном салоне, прочие – играют в карты, и возможно, кому-то сегодня повезёт, и он унесёт в свою каюту весьма солидный куш.

Ну, а я, позаботившись обо всех нуждах Вика, могла, наконец уделить время своему любимцу. Напоив, как следует, а затем, дав ему заранее заготовленного сена, и ссыпав в кормушку овса, я, по обыкновению принялась расчёсывать его гриву и «петушиный» хвост. Вы спросите почему петушиный? Дело в том, что хвост является одной из главных отличительных черт арабского скакуна. Во время быстрого бега, «арабы» высоко поднимают его так, что он действительно напоминает петушка. Но не только это отличает «арабов» от других пород. Ещё одним признаком, является уникальный вогнутый профиль, строение которого определяется особенностями скелета. По своему виду, он напоминает «щуку».

Закончив расчёсывать, я отложила в сторону щётку, и усевшись на небольшой подстилке принялась рассказывать коню о том, как прошёл мой день. Я делилась с ним своими переживаниями о самочувствии Вика, о том, как важно нам победить в забеге, а также о том, в чём никогда не призналась бы ни единой человеческой душе – я мечтала о любви. Настоящей, всепоглощающей. Когда ни ешь, не спишь, а лишь живёшь минутами, проведёнными рядом с любимым. С Виком, к сожалению, такого не было. Я любила его всем сердцем, но только как друга.

Я продолжала свои излияния, как вдруг какой-то шорох в глубине заграждения, дал мне понять, что мы не одни. Не помня себя от ужаса, я, позабыв обо всём на свете, рванула прочь.

Лишь заперев дверь каюты и дав сердцу немного успокоиться, я поняла, что забыла на полу лёгкую шаль, которую обычно накидывала на плечи прохладными вечерами.

Но, когда я, с рассветом проскользнула к коню, шали нигде не обнаружила.

Странно всё это…

Поглаживая мягкую шелковистую ткань, пахнущую едва уловимым ароматом жасмина, он застыл в ожидании. Ежедневно, в это самое время, незнакомка появлялась на палубе. Вчера, проследив за ней, он, наконец узнал, что она навещает коня, а услышав обрывок речи, понял, что девушка отчаянно нуждается в любви. Он готов был ей её предложить. По крайней мере физическую её часть. Однако, стоило ему сделать к ней пару шагов из своего укрытия, как незнакомку словно ветром сдуло. Единственное, что напоминало о её недавнем присутствии, это шаль, которую она в спешке обронила.

Повинуясь внезапному порыву, он поднёс ткань к носу. Нежный женский аромат окутал его словно вуалью, рождая весьма чувственные желания. Он думал о ней. Всю ночь. И вот теперь, после полудня, когда она вновь должна была отправиться к коню, он словно мальчишка, сжимал в руке кусок ткани, как пропуск, благодаря которому, собирался проникнуть в тайны, окружающие незнакомку.