Скорее инстинктивно, он почувствовал её появление, и резко обернулся в ту сторону. Но, каково же было его разочарование, когда он понял, что она была не одна. Она опиралась на руку довольно симпатичного, но несколько измождённого на вид молодого человека. Он выглядел, как и половина экипажа, большую часть пути страдающая морской болезнью.

Она не одна! Он понял это по тому взгляду, каким мужчина смотрел на неё. Ту нежность в его взгляде, нельзя было спутать ни с чем. Он любил её.

Находясь довольно близко от проходящей мимо, но совершенно не замечающей его пары, он, наконец, смог её разглядеть. Да, она была именно такой, какой он её себе представлял – нежное личико в форме сердечка, обрамлённое роскошными, белокурыми, слегка вьющимися локонами, выбившимися из несколько небрежной причёски. Маленький аккуратный носик, пухлые губки, зовущие к поцелуям. Но главным, на его взгляд её достоинством, помимо, разумеется, тоненькой фигурки, были глаза. Огромные, ясные, голубые, они, казалось, были отражением её души, светлой и прозрачной.

Судорожно сжимая в руках шаль, он никак не мог решиться сделать шаг навстречу тем двоим. Но вот, она, смеясь какой-то шутке своего спутника, как-то совершенно естественно чмокнула его в губы. Это решило всё. Они связаны. Ни одна девушка, не стала бы целовать в губы мужчину, который не был бы ей мужем или женихом.

Он опоздал. Разочарование накрыло его с головой. Сам не понимая причины своего следующего поступка, он резким движением сунул ткань в карман пиджака, и резко повернувшись, широким шагом покинул нижнюю палубу. Хорошо, что плавание уже подходит к концу. Он сойдёт на берег, и вернётся к той жизни, что вёл прежде.

Так, он скорее забудет и о незнакомке, и том, какие чувства она в нём вызвала.

* * *

Всё было просто замечательно! Мне удалось уговорить Виктора покинуть душную каюту, и отправиться вместе со мной к Мухибу. Прогулка благотворно сказалась на нём. Бледные, впалые щёки порозовели, а глаза, приобрели блеск. Я поняла, как мне сильно не хватало его такого. Радуясь, словно дитя, я, совершенно позабыв о том, что мы, возможно не одни, поцеловала его прямо в губы. От смущения, он зарделся ещё сильнее, а я, счастливо рассмеялась. Жизнь прекрасна! Очень скоро, наше плавание подойдёт к концу, и мы, пересев на верблюдов, которых местные жители поэтично называют «кораблями пустыни», продолжим путешествие уже верхом, останавливаясь на ночлег в местных караван- сараях. Правда, теперь, мне нужно будет стать крайне осторожной, и переодевшись в мужской костюм, стоически терпеть местную жару, чтобы ни единая душа не догадалась о том, что я женщина.

Ну, а пока, можно было расслабиться, и мы, словно дети, провели полдня на палубе, подбрасывая кусочки хлеба вверх, и глядя, как чайки подхватывают их на лету.

* * *

В порту Аннабы стояло столпотворение. Пассажиры, радуясь тому, что живыми и невредимыми добрались до суши, не дожидаясь особого приглашения от капитана, стремительно покидали судно. Военный оркестр, любезно предоставленный расположенным здесь французским гарнизоном, наигрывал приятный мотив, давая понять прибывшим, что гостеприимный африканский оазис рад их прибытию. Чернокожие носильщики сновали туда и сюда, неся поклажу вдвое, а иногда и втрое тяжелее собственного веса, а всевидящие надзиратели, будучи всегда начеку, плётками заставляли их поторапливаться.

Он стоял на капитанском мостике, и лениво облокотившись на штурвал, скучающим взглядом следил за отбывающими. Его поездка ещё не окончилась, до ближайшего порта, где он высадится на берег, не менее недели. И, он уже не мог дождаться той минуты, когда сможет вернуться домой.

Случившаяся неразбериха внизу, внезапно привлекла его внимание. Трое матросов никак не могли справиться с начавшим нервничать жеребцом. Прекрасное животное наотрез отказывалось подпускать к себе кого-либо.

«Наверняка, это тот самый конь, который принадлежал той блондинке», – оживившись, он принялся выискивать в толпе знакомую фигурку. Девушки нигде не было.

«Хм. Как странно, конь здесь, её спутник тоже… Где же она?» – не отдавая себе отчёта, он подскочил к самым поручням, чем весьма удивил стоявших рядом собеседников. Вытягивая шею, он тщетно вглядывался в каждый женский силуэт, но безрезультатно.

Тем временем, конь, раскидав матросов по сторонам, грозил учинить беспорядок. Внезапно, какой-то паренёк, который до этого находился в тени, видя, что без его вмешательства не обойтись, подскочил к жеребцу, и решительно взяв того под уздцы, и что-то шепча ему на ухо, повёл по сходням вниз.

Что-то было в том парнишке… В наклоне головы… Несмотря на тёмные, короткие волосы, и тоненькие усики, которые можно было рассмотреть даже с такого расстояния, какая-то неестественность присутствовала в каждом его жесте. Но, вот, парнишка поднял голову, и прощальным взглядом окинул судно!

– Чёрт побери! – он подскочил на месте. – Это она!

Корабли пустыни?! Интересно взглянуть в лицо тому горе-поэту, который сравнил этих душетрясов с кораблями. Я, которая стойко вынесла полуторамесячное путешествие по воде, готова была завыть от отчаяния уже на вторые сутки «плавания» по суше. Под палящим солнцем, меня, закутанную и забинтованную, да ещё и в этом адском устройстве – парике, под которым голова самым жестоким образом потела и чесалась, укачивало и мотало из стороны в сторону на спине двугорбого «проклятия». Бросив взгляд на сжавшего зубы Вика, я поняла, что не одна испытываю желание придушить кого-нибудь.

Решение пришло, само собой. Остановившись на отдых возле небольшого восточного базара, где местные «аборигены» втридорога продавали «шедевры» собственного прикладного искусства, я увидела то, без чего не мог обойтись в пустыне ни один уважающий себя мужчина.

И тут началось…

Сначала, мне пришлось целый час руками, ногами, глазами, объяснять продавцу что именно, и зачем, мне нужно. Затем, в течение ещё полутора часов уговаривать Вика надеть то, что арабу в радость, а европейцу – смерть.

В итоге, победила жара! Сдавшись, и перестав ворчать, Вик согласился переодеться в джаллябию – традиционную арабскую одежду в виде длинной, до щиколоток, полотняной рубахи с длинным рукавом, и такого же цвета бурнус. Сломив сопротивление, я с чистой совестью переоделась в такую же одежду, и сразу же почувствовала себя лучше. Сняв ненавистный парик, я обмотала голову шарфом – куфией. В жарких странах такой головной убор, сшитый из плотной натуральной ткани, спасает мужчин от жаркого солнца. Куфия – неизменная часть одежды кочующих по пустыне бедуинов. Закрывая лицо, куфия спасает кочевников не только от солнца, но и от песка, который вздымается неистовой метелью во время песчаных бурь.

Ну, а мне, так сам Бог велел. Просторные одежды позволяли излишне не затягиваться бинтами, и я, могла вздохнуть полной грудью.

Бросив взгляд на чересчур резвящегося и довольного Мухиба, которого вёл на поводу нанятый нами работник, я решила, что раз шиковать, то уж по полной программе, заодно испорчу ему настроение. Продав по сходной цене свой «корабль», я, как истинный бедуин, пересела на коня.