— Наверное, обоим. Если бы не запал на нее, не звонил бы мне…

— Я думал, ее подослали.

Он помолчал какое-то время.

— Я тоже думал, Глеб, — вздохнул устало, — и натворил много бед… Могу сказать только, что у тебя проблемы.

— Мирослав, я с ведами вообще не близок. А ведьма, похоже, не знает о том, что она ведьма. Я не чувствую лжи. Но, насколько я знаю, на другую меня бы так не повело…

Карельский был своего рода первопроходцем, благодаря которому популяция оборотней хотя бы перестала катастрофически исчезать. Теперь каждый оборотный знал, что если не повезло с истинной своего племени, все равно есть шанс найти свою женщину у ведов. Мы не особо жалуем этих ведунов, но ради женщин примирились с их соседством. Теперь выживаем вместе. Вернее, выживаем мы, а они вроде как иногда не против нам в этом помочь. Жена у Карельского, по крайней мере, очень даже «за», судя по атмосфере взаимопонимания, которая царит в их семье. Уже троих детей вырастили, а будто вчера влюбились друг в друга. Я даже немного позавидовал… один вечер, когда ужинал у них. А потом все вылетело из головы и потонуло в работе. Мне ни к чему был этот розовый туман, хотя тот же Карельский умудряется сочетать в себе мягкость по отношению к паре и жесткость в бизнесе и стае.

Но у меня не было стаи.

— Рад, что тебя, наконец, повело, — хрипло усмехнулся Мирослав. — А ей… надо как-то все объяснить.

— С бригадой психиатров, — покачал головой я, оборачиваясь к дверям. Слух подсказывал, что гостья так и сидела за столом, поджав под себя ноги.

— Слушай, я дам тебе телефон их главного в Питере. Позвони, скажи, что от меня — они решат, что делать с твоей ведьмой. Хорошенькая?

— Как по заказу, — рассеянно кивнул я.

Все это дико не нравилось.

— Глеб, — голос Карельского стал серьезным, — это время — очень тяжелое. Если она — твоя пара, и твой зверь ее присвоил, будет нелегко. Именно поэтому нам в стае легче — есть, кому поддержать. — А я был одиночкой — на это намекал Мирослав. — Обратись как можно скорее в институт к Косте, и мне звони в любое время, или приезжай с ней…

— Ты меня не успокаиваешь, — усмехнулся я.

— Ты — взрослый мальчик, все понимаешь. Ломать — не строить. В первом мы, к сожалению, лучше.

— Мирослав, у нас запуск нового программного обеспечения через неделю, было тяжело обеспечить зеленый свет…

— Думаешь, тебя решили убрать таким образом?

— Мы не единственные оборотные в этом деле, — хмурился я.

— Это сложно подстроить, да и поверь мне — тот, кто реально мог бы такое организовать, неподкупен. А больше некому, я уверен. Это случайность, Глеб.

— Спасибо за помощь, — тяжело вздохнул я.

Спокойствие, которое выкроил на несколько дней для себя перед важным рывком, испарилось.

— Не за что.

* * *

Когда Глеб вернулся, я уже приговорила бокал и половину тарелки с мясной нарезкой. И то, и другое немного примирили меня с ситуацией, и я решила не нервировать мужчину-отшельника своими трудностями — сама же отдалась ему в ванной. Главное — выбраться отсюда, а там разберусь, подавать на него в суд или нет.

Только взгляд мне его не понравился.

— Глеб, я только успокоилась. Не молчите. Все плохо? Меня уличили в шпионаже?

— Не похоже, что успокоилась, — подтянул он стул и сел на расстоянии вытянутой руки. Допрашивать меня собрался?

— Мне нужен адвокат?

— Вряд ли он прорвется через медведя, — довольно оскалился Глеб.

— Доставляет удовольствие доводить меня до нервного срыва? — все тяжелее дышала я.

— Я бы соврал, если бы сказал, что нет. Но ты чертовски сексуальна, когда нервничаешь. — Он порассматривал немного мое лицо, довольный эффектом. — Тебе ничего не грозит.

— Кроме незапланированной беременности?

Мужчина медленно моргнул:

— Незапланированная тоже не грозит, — постановил жестко, поднялся и отставил стул, — Даша, у меня есть предложение…

Я съежилась, реагируя на его приближение, и вжалась в спинку стула.

— …Ты сегодня проводишь вечер и ночь со мной.

— Вы имеете в виду с вами, как…

— Как начали, так и продолжим. Я тебя хочу.

Вот что с ним не так? Как он может хотеть незнакомку и так спокойно об этом заявлять? Хотя бесплатно — почему бы и нет? Но, с другой стороны, за таким мужиком должны толпы бегать. А он сидит тут, в лесу.

— Сегодня? Это моя плата за спасение? — завелась я.

— Почему нет? — он опустился на колени, чтобы смотреть мне в глаза. — Ты мне нравишься. Никто еще не врывался ко мне, убегая от медведя и оставляя ему в жертву свою машину… Я впечатлен.

То, что мы поменялись ролями, и теперь он убеждал меня в своих преимуществах, а не я его в своей безобидности, немного расслабило. Но лишь самую малость. Внутри все вопило о том, что этот псих опасен.

— Издеваешься? — дрогнул голос.

— Могу молча вернуть тебя в душ и на свой член.

Улыбке добавилась азартная злость, а у меня глаза расширились от такой наглости:

— Не сильно ли вы торопитесь, Глеб? То, что в пьяном виде я не смогла вам противостоять…

Он одним рывком схватил меня за шею и дернул к себе в руки:

— А ты ни в каком не можешь противостоять, — зло прорычал мне в лицо.

Глаза мужчины завораживали, отшибая стройный ряд противоречий, из которых был соткан этот день и вечер. А губы вдруг так чувствительно прошлись по изгибу шеи, что я дернулась, как от удара током.

— Не надо, Глеб.

Попыталась прийти в себя, упираясь ладонями в его грудь, но тут мужчина прикусил кожу над веной, и я вскрикнула. Таким пламенем лизнуло изнутри, что тело вмиг покрылось испариной, а живот стянуло узлом. Я раскрыла глаза, хватая ртом воздух, но Глеб не собирался мне сочувствовать — украл его остатки, дернув к своим губам, жадно целуя. Подумалось, что он мне подсыпал что-то в вино — не может же быть такого крышесносного эффекта просто так? Ну ладно, не просто так — мужчина на самом деле хорош. Но я же о нем ничего не знаю, а снова готова отдаться — Глеб как раз дернул мои штаны с бельем вниз, разворачивая к себе спиной.

Два вдоха — и он жадно толкается внутрь, сдирая рывком остатки одежды и вынуждая широко раздвинуть ноги. И снова, стоит ему войти до упора, меня скручивает от первого протяжного спазма. Я вцепляюсь пальцами в его колени, пытаясь сжать ноги, но он не дает — раскрывает бедра шире, прижимая к себе и двигаясь все быстрее. Горло пересыхает от хриплого крика. Глеб рычит мне в шею и до боли стискивает грудь через тонкое кружево, а жажда требует не останавливаться. Неважно, что болезненно и дико, все это будто стирает кто-то, заменяя на восторг от его жестких пальцев и властных движений.