– Наверное, надзорная. Раз тебе еду сюда привозят.

– А что это значит?

– Просто… – актриса лучезарно улыбнулась и огляделасьвокруг, – камеры. У тебя тут везде камеры. Не волнуйся. Я буду часто тебянавещать.

«Интересно, мамин муж тоже принимал в этом участие?»

После того как выяснилось, что ее отец – никакой не ее отец,Маруся так и называла его – Мамин Муж. Ее обманывали всю жизнь. Чужой,абсолютно чужой человек заставлял ее готовить ему завтрак. И прикидывался, чтоимеет на это право. Они вынуждали ее жить этой мерзкой, нищей жизнью, скрываяот нее имя настоящего отца. Но она всегда чувствовала, что это не ее. Что онадругая. Что она рождена для чего-то красивого и великого. И она пыталась им этодоказать. А они не понимали. Говорили, что она неблагодарная и распущенная. Аона все делала правильно. Раз в итоге они все-таки позвонили ее отцу ирассказали ему всю правду.

Пришла врач.

Маруся не удивилась, узнав, что ее зовут Ангелина Петровна.Именно так она и выглядела.

– Вкусно? – Ангелина Петровна улыбнулась и кивнулана тарелку с остатками ризотто.

– Вкусно. Спасибо.

– Если тебе захочется чего-то особенного, просто скажиповару об этом заранее.

– Даже лобстера?

– Тебя кормили лобстером?

– Меня кормили всем.

– Даже лобстера. Ну, как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую себя абсолютно нормальным человеком. Вотличие от моей соседки.

– Ну, нормальность – вещь относительная… Но мыпоговорим об этом с тобой попозже.

– По крайней мере, я не Екатерина Великая.

– И меня это очень радует. Честно сказать, я ожидала увидетьсовершенно другую картину. Ты – молодец. Я думаю, реабилитационный период небудет слишком долгим.

– Ну, примерно сколько?

– Посмотрим… Тебе ведь нужно еще подготовиться к новойжизни…

– А что, я оказалась не готова?

Ангелина Петровна похлопала Марусю по руке.

– В твоем распоряжении будет психолог, и вы сможетеговорить обо всем на свете.

«Дура, – подумала Маруся. – Старая накрашеннаядура. И, по-моему, с накладными волосами».

Потом она вспомнила про камеры и улыбнулась спине АнгелиныПетровны.

«Подготовить меня к новой жизни. Это они про папины деньги?Идиоты. Подготавливать нужно к той, старой жизни. Без папиных денег. А к новойя готова. И все готовы».

Маруся принимала ванну, когда снова появилась актриса.

Она остановилась в дверях и кокетливо поглядывала на Марусю.Маруся непроизвольно прикрылась руками.

– Ты специально без пены? – спросила актриса.

– А что, здесь тоже камеры? – Маруся подняла глазак потолку и согнула ноги в коленях.

– Везде, – пропела актриса.

Маруся бросила взгляд на свое тело, уютно устроенное вголубоватой воде, и раскинула руки.

– Ну и плевать. Пусть смотрят.

– Они и смотрят. А ты такая худенькая, бедненькая моя.А у меня тоже совсем нет живота.

Актриса задрала свитер и продемонстрировала накаченныйплоский живот. Всем продемонстрировала. Ей даже хотелось аплодировать.

Она протянула Марусе полотенце.

– Вставай. Начинается «Монополия». Мы тебя ждем.

– «Монополия»? Игра?

– Да. Да. Да. Быстрей. Я скажу обществу, что ты будешьчерез десять минут.

Ангелина Петровна прошла по коридору, улыбаясь обитателямсвоего отделения, собравшимся в холле.

Подошла к своему кабинету. Достала ключи.

Дверь в ее кабинет была обычной, дубовой, с тонкойвитиеватой резьбой и двумя замками.

Распахнув дверь, она снова улыбнулась. Но это была ужедругая улыбка. Трогательная улыбка женщины, которую она посвящает только одномучеловеку на свете – своему мужчине.

Молодой человек, лет на пятнадцать младше нее, сидел наподоконнике и улыбался ей улыбкой главврача реабилитационного центра. Ееулыбкой. За дверьми этого кабинета.

– Я соскучился, – сказал он и бросился навстречуАнгелине Петровне.

– Котенок, милый, я звонила тебе целое утро, –прошептала Ангелина Петровна.

– Не называй меня котенком! – воскликнул молодойчеловек, которого звали Аркашей.

– Конечно, конечно, ты – мой тигренок!

– Ну, если хочешь.

– Где ты был целое утро?

– Я был в Пушкинском музее. Туда привезли семь работ.

– Да? – Ангелина Петровна открыла чью-томедицинскую карту.

– Это величайший художник. Граф Орлов ради него топилфлотилии, чтобы он смог написать картины боя.

– А что, в музеях заставляют выключать телефон?

– Это ты к чему?

– У тебя был отключен телефон.

– Я что, не имею права отключить телефон тогда, когда яхочу?

– Тогда, когда я звоню тебе? Ты же знал, что я будузвонить и начну волноваться…

– Добавь еще: именно для этого я и купила тебе телефон!

Аркаша достал из кармана стальной VERTU и бросил его настол. Телефон тяжело ударился о столешницу.

– Забери! Забери свой телефон! Если уж я не имею праваделать с ним, что хочу!..

– Ну, что ты говоришь, разве я когда-нибудь…

Молодой человек, не оглядываясь, открыл дверь.

– Аркаша! – воскликнула Ангелина Петровна.

Аркаша вышел, аккуратно прикрыв дверь за собой.

Ангелина Петровна схватила VERTU со стола, шагнула к двери,передумала, нажала на кнопку интеркома.

– Это Ангелина Петровна. Пусть охрана на секундочкуудержит Аркадия, он оставил у меня свой телефон, пришлите кого-нибудь, чтобы япередала. Спасибо.

Она села за стол и закурила сигарету. Тонкую сигарету надлинном мундштуке.

В дверь постучали, и почти сразу же она распахнулась.

Женщина, одних с Ангелиной Петровной лет, в джинсах, низконадвинутой на глаза кепке, с добрыми глазами и слегка курносым носом.

– Я встретила внизу Аркашу, он был чем-то так возмущен!

Она подошла к Ангелине Петровне и поцеловала ее.

.– Ты же знаешь Аркашу. Вечно оскорбленное самолюбие. Теперьон хочет квартиру в Майами. Даже не знаю, что выше – его запросы или егосамолюбие. Или одно зависит от другого.