говорю я ничего.

И только молча грею руки

в трехпалых варежках его.

Потом прощаюсь целый вечер

и возвращаюсь к дому вновь.

И первый снег летит навстречу,

совсем как первая любовь.

Какой он был? Он был веселый.

В последний год перед войной

он только-только кончил школу

и только встретился со мной.

Он был веселый, темно-русый,

над чубом — красная звезда.

Он в бой пошел под Старой Руссой

и не вернется никогда.

Но все равно — по переулкам

и возле дома моего

идут солдаты шагом гулким,

и все похожи на него!

Идут, поют, равняют плечи.

Ушанки сдвинуты на бровь.

И первый снег летит навстречу.

И чья-то первая любовь…

МАРГАРИТА АЛИГЕР

С пулей в сердце я живу на свете.

Мне еще не скоро умереть.

Снег идет.

Светло.

Играют дети.

Можно плакать,

можно песни петь.

Только петь и плакать я не буду.

В городе живем мы, не в лесу.

Ничего, как есть, не позабуду.

Все, что знаю, в сердце пронесу.

Спрашивает снежная, сквозная,

 светлая казанская зима:

— Как ты будешь жить?

— Сама не знаю.

— Выживешь?

— Не знаю и сама.

— Как же ты не умерла от пули?

— От конца уже невдалеке,

я осталась жить

не потому ли,

что в далеком камском городке,

там, где полночи светлы от снега,

где лихой мороз берет свое,

начинает говорить и бегать

счастье и бессмертие мое.

Как же ты не умерла от пули,

выдержала огненный свинец?

— Я осталась жить

не потому ли,

что, когда увидела конец,

чистыми, горячими словами

сердце мне успело подсказать,

что смогу когда-нибудь стихами

о таком страданье написать.

Как же ты не умерла от пули?

Как тебя удар не подкосил?

— Я осталась жить

не потому ли,

что, когда совсем не стало сил,

увидала

с дальних полустанков,

из забитых снегом тупиков:

за горами

движущихся танков,

за лесами

вскинутых штыков —

занялся,

забрезжил день Победы,

землю осенил своим крылом.

 Сквозь свои

и сквозь чужие беды

в этот день пошла я напролом.

СЕРГЕЙ АЛЫМОВ

ВАСЯ-ВАСИЛЕК

— Что ты, Вася, приуныл,

Голову повесил,

Ясны очи замутил,

Хмуришься, невесел?

С прибауткой-шуткой в бой

Хаживал, дружочек,

Что случилось вдруг с тобой,

Вася-Василечек?

Не к лицу бойцу кручина,

Места горю не давай,

Если даже есть причина —

Никогда не унывай.

— Бить врага — вопрос другой —

С шуткой веселее,

Нет письма от дорогой —

Думушки темнее.

Письмеца недель пяток

Почта не приносит,

Понимаешь ли, браток,

Сердце ласки просит…

Не к лицу бойцу кручина,

Места горю не давай,

Если даже есть причина —

Никогда не унывай.

— Что ж ты, Вася, друг большой,

Зря себя так мучишь?

Если любит всей душой,

Весточку получишь,

Не захочет написать —

Значит, позабыла,

Значит, — надо понимать —

Вовсе не любила.

Не к лицу бойцу кручина,

Места горю не давай,

Если даже есть причина —

Никогда не унывай.

Прижимай к плечу плечо —

Дружба остается.

Если сердце горячо —

Девушка найдется,

Нынче больно — не тужи,

Завтра твой денечек,

Выше голову держи,

Вася-Василечек!

Не к лицу бойцу кручина,

Места горю не давай,

Если даже есть причина —

Никогда не унывай!

ПАВЕЛ АНТОКОЛЬСКИЙ

В СТРАШНЫЙ ЧАС

В страшный час мировой этой ночи,

В страшный час беспощадной войны

Только зоркие, чистые очи

Называться глазами должны.

Они видят от края до края

Небо в звездах и землю в дыму.

И, опять и опять не сгорая,

Не туманятся, смотрят во тьму.

Это, может быть, стойкий зенитчик

В предрассветные тучи впился,

Партизанка последней из спичек

Жжет стога и уходит в леса;

Или мать перечла не впервые

Дорогую от первенца весть,

Ясно видит снега фронтовые,

Глаз не может от строчек отвесть.

Да. Война — это школа страданья.

Это молодость сына в крови.

Не являйся к ней

с маленькой данью,

Только с жизнью — и ту разорви.