Следом опять выпадает двое «ножниц», затем Патогеныч возвращает мне плюху, заворачивая мой «камень». Два – один не в мою пользу. Следом выпадают два «камня». Две «бумаги». Два «камня». Затем я сравниваю счет, затупив «ножницы» Патогеныча. Необходимо также держать в голове все ходы, всю последовательность символов, выпавших прежде, – из этого тоже можно выделить необходимые для победы закономерности в поведении соперника.

Напряжение растет, зрители на трибунах благоговейно замерли.

Двое «ножниц».

Два «камня».

Двое «ножниц».

Две «бумаги».

– Перекур? – предлагаю я. Патогеныч мотает бородой, смотрит на меня исподлобья. Просчитывает в уме комбинации.

Своей репликой я не просто сбиваю ритм игры и отвлекаю его от анализа. С перекуром связано много вторичных ассоциаций. Папиросная бумага, картонная пачка сигарет, бумажные рекламные плакаты, клочок газеты на раскурку. Утираю взмокший лоб, тяну время, пристально смотрю на Патогеныча. Через несколько секунд ассоциация должна прочно внедриться в подсознание противника. Знаете, как бывает, когда случайно слышишь название какой-нибудь популярной песни или группы, а через несколько минут вдруг ловишь себя на том, что намурлыкиваешь знакомый мотивчик. Начинаешь раскручивать ассоциативный ряд – и понимаешь, откуда что взялось. Но это уже потом, на уровне сознания. Вначале подсознание послушно извлекает из своих пыльных архивов этот самый мотив и подсовывает его тебе – на, хозяин! Ты ведь про это говорил?..

Если все пойдет правильно, Патогеныч даже и не сообразит сперва, почему вдруг выкинул «бумагу». Решит, что это стало результатом его собственного хитроумного анализа.

Уверенно выбрасываю «ножницы» – и получаю в ответ такие же. Нет, дохлое дело – ловить старую опытную щуку на голый крючок. Патогеныч – это вам не Енот, которым можно манипулировать как угодно. Если, конечно, хорошо знать его слабые места.

И все же надо попробовать еще раз. Двое «ножниц» в третий раз с шагом в один тур – это уже устойчивый логический ряд, а первая задача мастера в этой игре – разрушить всякую внешнюю логику своих действий, чтобы противник не сумел их просчитать. И сейчас Патогеныч наверняка постарается как раз это и сделать. Скорее всего, нужная ассоциация уже прочно угнездилась в подсознании моего коллеги, закрепленная еще и выпавшими последними «ножницами» – предметом, в реальной жизни тесно связанным с той самой бумагой.

Снова, не задумываясь, выбрасываю «ножницы» – и напарываюсь ими на «камень» Патогеныча.

О как. Ну, стало быть, я сам себя перехитрил.

– Мелковат против батьки, собака, – флегматично прокомментировал коллега, засовывая руки в карманы.

– Смотри не тресни от осознания собственной значимости, – буркнул я.

Мы неторопливо спустились с холма к коровнику, как те три быка из анекдота – правда, нас было только двое, но троих мы определенно стоили. Остановились в полусотне метров от ближайшего здания, придирчиво разглядывая его шероховатые, облупившиеся от непогоды стены, покрытые причудливыми сиреневыми лишайниками. За пределами Периметра таких лишайников не попадается – идеально круглых, с губчатой поверхностью и ореолом острых зубцов по краям. Так и кажется, что вот-вот тяпнет за руку.

– Ну, что? – поинтересовался Патогеныч. – По приборам пойдешь?

– Есть другие предложения? – вяло огрызнулся я.

Других предложений не последовало.

Я снял перекинутый через плечо «хопфул» и аккуратно положил его на траву. Сбросил с плеч лямки рюкзака и поставил его рядом: чем меньше будут мои габаритные размеры, тем лучше. Неизвестно, насколько узки щели между аномалиями, через которые мне придется пролезать. Отдал Патогенычу все имевшиеся у меня датчики и свой ПДА: еще не хватало, чтобы они притянули блуждающий разряд, когда я стану протискиваться вплотную к мясорубкам. Из оружия оставил себе только штык-нож в ножнах из диэлектрика.

– Хорошей работы, бродяга, – напутствовал меня Патогеныч, заняв такую позицию, чтобы было удобнее фиксировать по датчикам аномальные поля, окружающие коровник. Это и называется «идти по приборам»: ведомый в особо опасном месте движется предельно осторожно, полагаясь только на свои органы чувств, стараясь увидеть, услышать и ощутить в окружающем пространстве затаившуюся опасность. Потому что продвигаться, глядя одновременно на датчики и по сторонам, не самая лучшая идея – непременно что-нибудь упустишь, не там, так здесь. Чтобы не случилось такой беды, ведущий внимательно следит за световой меткой приятеля, движущейся по экрану датчика аномалий, и подает ведомому команды голосом – куда сместиться, где притормозить, куда свернуть. Ведомый же полностью раскрывается навстречу Зоне и корректирует передаваемые ведущим данные в соответствии с собственными ощущениями. Естественно, с обычным новичком-отмычкой такой номер не пройдет: опыта у него с собачий хрен, поэтому на свое чутье он полагаться не может и должен строго выполнять все команды ведущего. Чтобы уметь уверенно и относительно безопасно идти по приборам, ведомый должен топтать Зону как минимум года два. Про ведущего уже и не говорю.

Я медленно двинулся к полуразрушенному строению, делая короткие, едва заметные шажки. Шаг. Шаг. Шаг. Полоса выгоревшей, пожелтевшей травы справа, четко выделяющаяся на фоне буро-зеленого, напитанного дождевой влагой дерна. Пустяки, далеко; и Патогеныч молчит. На десять часов потрескивает маленькая мясорубка, покусывая крошечными фиолетовыми молниями раскачивающуюся на ветру травинку, покрытую каплями росы. Мясорубки – странное название для электрических аномалий; на самом деле когда-то так называли нынче уже начисто исчезнувшие ловушки, которые медленно и деловито перемалывали людей в фарш с обломками костей. Почему их название перешло к этим полусферам-молниям, появившимся чуть позже, – черт его знает. Бродяги из «Чистого неба» называют их «электро», «должники» – «розетками», «свободные» – «батареями». Тоже не бог весть что.

Шаг. Шаг. В широком дверном проеме покачиваются на сквозняке длинные спутанные сосульки ржавых волос, напоминающие бороду кровососа: значит, при входе придется поклониться Хозяевам Зоны, чтобы не обжечь голову, и при этом надо внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на оторвавшиеся и упавшие вниз куски рыжих сосулек. Ботинки совсем новые, будет обидно. До вечера разъест насквозь. Шаг. Шаг. Шаг. Слева проплывает внушительный круг сплющенной и вмятой в грунт травы, и рядом, рукой достать, – щедрая россыпь «волчьих слез». Разумеется, я за ними не нагибаюсь. Один из главных сталкерских законов: когда идешь на крупное дело, не отвлекайся на пустяки, не разменивайся по мелочам, не жадничай – целее будешь. Черный Сталкер жадных не любит.

Шаг. Шаг. По моим прикидкам, я уже двигался через невидимые аномальные поля, однако Патогеныч по-прежнему молчал. Я даже собирался окликнуть его – не уснул ли, – когда он наконец подал голос:

– Лево три. Карусель.

Я послушно принял правее, хотя и не различил слева никаких признаков птичьей карусели. Но вряд ли Патогеныч просто решил испытать мою покладистость.