— Ты забыл отчитаться по делу Ванмеепа, — сказал он.

— Дело закрыто и передано в суд.

— Вот и славно! Тогда приступай. Ознакомься и приступай.

— Слушаюсь! — рявкнул я и, кажется, щелкнул каблуками.

Выходя, я услышал его довольное хмыканье. Такая вот жизнь: венцу творения приходится маневрировать, ловчить и при этом блюсти остатки собственного достоинства, а когда это невозможно, то не терять хотя бы чувства юмора.

В кабинете я взялся за папку. По делу проходил недавний знакомец, Пит Джеджер. В памяти была еще свежа его истерика в отделении. Вначале я не понял, почему на него завели дело, и чем больше вчитывался, тем меньше понимал. К делу прилагались показания Пита, из кармашка торчала кассета допроса. Протокол в основном состоял из отдельных слов, многоточий и ремарок типа «допрашиваемый молчит», «допрашиваемый истерично хохочет» и т. п. На все вопросы о причинах побега он отмалчивался или плакал, а когда ему сказали, что позвонят в школу, — потерял сознание.

Прослушав кассету, я ничего нового не выяснил. Между всхлипыванием, плачем и надсадным кашлем он как заведенный повторял, что в школе ему будет крышка, что там нечисто и что Колин, Хенк и Етрос все расскажут, если вырвутся, а если не вырвутся, то им тоже крышка с вениками. Заключение медэксперта — типичный случай весьма запущенного параноидального невроза, возможно, имело место употребление психотомиметиков.

Не помню, что меня тогда насторожило, но перед тем как трясти Пита, я запросил материалы по школе, провел выборочную проверку родителей, копнул глубже… и пошло- поехало!

И вот я за столом директора перебираю большие коленкоровые папки с личными делами. Блага цивилизации в виде электронной картотеки сюда еще не дошли. Или просто денег на них не хватает. Ладно. Так, досье Джеджера: родился в Остоне, Норт-Энд, семья среднеблагополучная, учился в бесплатной районной, связался с компанией «пиратов». Интеллект — 94. Агрессивность — 115. Родился, учился. Школьный рапорт. Не окончил, направлен в распределитель за избиение учителя. Плюс к этому мелкие кражи, поджог мусоропровода в офисе табачной компании. Акт о направлении в спецшколу, акт о приемке, запись врача — медкарта прилагается, ежемесячный контроль… Вот оно!

Жирная отметка за этот месяц обозначает, что он сейчас мирно занимается в библиотеке или там в мастерских, а не сидит в следственном карантине. И вообще он не в бегах, а тихо дерется на палках или плавно сублимирует агрессивность в нечто дальнобойное. Судя по документу, так оно и есть, и чья-то подпись рядом. Ладно, допустим, любой проходимец на допросе мог себя выдать за Джеджера. Только вот с пальчиками плохо, отпечатки все-таки его, Пита, и находиться ему здесь никак не положено. Так что отметка о контроле липовая и настало время брать злодеев за гузно.

С медкарты и начнем, аккуратно, без нажима. И не сейчас, а после обеда.

Я снова взялся за список: вот и Хенк Боргес, а вот Колин Кригльштайнер, еще Колин, только Ливере. Зато Етрос у них один.

Листая инвентарную книгу, я обнаружил в спортивном снаряжении два надувных спасательных плота. Странно. Насколько мне известно, самый крупный водоем поблизости — это пруд с лебедями в муниципальном парке Долины.

Не дождавшись директора, я ушел к себе в комнату. Войдя, остановился на пороге — вещи лежали не так. Портфель ближе к краю стола, а стул вдвинут до упора. Что же искали гости дорогие? Все свое ношу с собой, особенно в чужих владениях.

Я проверил еще раз комнату. Чисто. Сел на кровать, достал зажигалку и прошелся по всем «кнопкам», которые распихал на втором этаже под директорские речи о сублимации. Чувствительность на пределе, но везде пусто! Только один микрофон брал странные звуки, похожие на мелодичное похрюкивание.

Сунув приемник в карман, я встал. И замер. Мне послышался слабый шорох, идущий из-под кровати.

— Ну, вылезай! — спокойно сказал я и присел.

Под кроватью никого не было.

После обеда я шел по первому этажу. Никого нет в коридоре. У входа на стене появился большой глянцевый плакат с сочной мулаткой, роскошные формы которой призывали: «Посетите Гавайи!»

«Непременно посетим», — пробормотал я и вышел во двор.

Школа располагалась на склоне горы. Сверху нависали огромные замшелые валуны, а между ними торчали редкие изогнутые стволы деревьев. Парк шел вниз, дорога, по которой я вчера добирался, усыпана листьями. Вокруг дома аллея, скамейки.

Ночью шел дождь. Спортплощадка за школой раскисла, лужи маскировались опавшей листвой. Площадка была врезана в склон, двери, что виднелись в самом ее конце, вели, очевидно, в раздевалку и душевые, сооруженные в горе.

Так, волейбол, баскетбол, регби… а это что? Я остановился перед массивным сооружением из стальных труб, автопокрышек, цепей и досок. От несильного ветра дикое сооружение угрожающе раскачивалось и скрипело, цепи звенели, мокрые доски медленно поворачивались… Похоже на кинетическую скульптуру. Вдруг я физически ощутил, как чей-то взгляд жжет мой затылок. Не оборачиваясь, я полез в карман, вынул платок и уронил его.

Хватило секунды, чтобы осмотреться. Ни на площадке, ни у дома никого не было. Окна закрыты ставнями даже днем! Если кто-то и смотрел на меня, то только из школы. Это хоть понятнее, чем равнодушное безразличие в столовой.

Начинала раздражать неестественность происходящего. Если здесь в самом деле нечисто, то почему никто не трется рядом, пытаясь сбить с толку, запугать или просто купить? Или у них и намыленный муравей в щель не пролезет, как говаривал старина Бидо, или это блеф.

Даже самого заурядного инспектора надо ублажать, от его доклада зависит размер куска, отхватываемого из кармана налогоплательщика в школьную казну.

Туча, цеплявшаяся за вершину, неторопливо сползла вниз. Закапал мелкий дождь. Не знаю, как насчет муравья, а вот мне пора вползать в дело и переходить от впечатлений к фактам, от фактов же к выводам.

— С бумагами, — сказал я директору, — все в порядке. Теперь для отчета надо побеседовать…

Рассеянно поводил пальцем и ткнул наугад.

— Скажем, вот этот. Селин Тузик.

— Селин? Минутку!

Директор перебрал дела, сунул мне досье Тузика и со словами «сейчас приведу» вышел. Глядя вслед, я задумался: что же не складывается в этой картинке? Тут же сообразил — директор идет за воспитанником, как последний охранник. Мог ведь по селектору вызвать! Странные у них тут порядки.

Итак, пусть для начала Тузик. Шестнадцать лет. Состоятельная семья. Развод. Остался с отцом. Шайка «Ночные голуби». Драки, мелкие кражи, участие в Арлимских беспорядках.

Интеллект — 90. Агрессивность — 121. Характеристики, медкарты, контрольные отметки и т. п.

За дверью засмеялись, потом быстро вошел директор, а с ним высокий черноволосый парень. На правом рукаве нашита розовая единица.