спустя христианами, рассеянными среди греческих городов. Каждая христианская община имела свое евангелие, которое дер­жалось втайне и не показывалось новообращенным. В про­тивном случае римские историки, конечно, опровергли бы сообщения, заключавшиеся в евангелиях, оставшихся им не­известными в течение трехсот лет. Ни один языческий автор нигде не упоминает о существовании евангелий».

Вольтер делает вывод: если Иисус существовал, то это не был Иисус, а какой-нибудь невежественный крестьянин, едва ли умевший читать и писать, организовавший неболь­шую секту среди крестьянского населения, не пытавшийся создать никакой новой религии, обрезанный по закону моисееву и исполнявший моисеев закон до самой смерти. Он ожесточенно агитировал против духовенства и был ка­знен. Если вся история Иисуса сводится только к этим скудным фактам, и если сюда же прибавить, что Вольтер считает сомнительным даже имя Иисуса, то, разумеется, мы приходим к полному отрицанию евангельского Иисуса, а мел­ких сектантских вожаков во все времена было достаточно, было их много и в Иудее, и гораздо более крупных, чем предполагаемый Иисус. Но самое существенное — это мне­ние Вольтера, что Иисус, если он жил, не имеет никакого отношения к той религии, которая проповедовалась от его имени.

Чтобы объяснить происхождение христианства, Воль­тер предлагает оставить в стороне евангелия, забыть о шест­надцати сомнениях, возбуждаемых чтением четырех сохра­нившихся евангелий и пятидесяти других, сочиненных ран­ними христианами, покинуть почву Палестины и направиться в Александрию.

Мнение Вольтера об идейных источниках христианства и о происхождении церковного учения из гностицизма, из разлагающейся платоновской философии, настолько любо­пытно и настолько совпадает со взглядами Древса, что мы считаем необходимым привести довольно значительный от­рывок: «Ничто не может дать нам такого ясного предста­вления об Александрии, как ее сравнение с современным Лондоном. Большой морской порт, гигантский размах тор­говли, могущественная знать и огромное количество реме­сленников, много богатых людей и толпы бедняков, рабо­тающих, чтобы только поддержать свое существование. С одной стороны биржа и улица менял, с другой — царский двор и музей, всякого рода писатели, геометры, софисты, метафизики, сочинители романов. Дюжина различных сект.

Одни исчезают, другие сохраняются. Но все секты и люди всех состояний проявляют дикую жажду золота. Такова наша столица трех царств. Император Адриан в своем письме к консулу Сервиану говорит, что такова была и Але­ксандрия. Вот знаменитое письмо, сохраненное Вописком: «Я посетил Египет, столь восхваляемый вами, мой дорогой Сервиан. Я изучил его во всех подробностях. Это неустой­чивый, изменчивый народ, жаждущий переворотов. Поклон­ники Сераписа становятся христианами, а главари христи­анской религии поклоняются Серапису. Каждый еврейский архираввин, каждый самаритянин, каждый христианский жрец считает себя астрологом, предсказателем. Когда греческий патриарх является в Египет, к нему теснятся со всех сторон, убеждая его поклоняться Серапису, тогда как другие призывают его к вере в Иисуса. Александрийцы склонны к мятежу, ссорам и восстаниям. Это богатый тор­говый, густонаселенный город. Здесь нет бездельников. Деньги — вот бог христиан, которому усердно служат и евреи, и все остальные люди».

«Когда ученик Иисуса, по имени Марк, будь то еванге­лист или кто другой, явился в Александрию и попытался насадить новую секту среди александрийских евреев, врагов иерусалимских евреев, все философы только и говорили, что о логосе, о слове, которому учил Платон. Бог создал мир словом. Слово создало все. Еврей Филон, современник Иисуса, был великим платоником. Он говорил в своих со­чинениях, что бог соединился со словом и от этого брака родился мир... Все отцы церкви воображали, будто читают платоновскую книгу, раскрывая первую главу евангелия, приписываемого Иоанну: «В начале было слово» ... Кто бы ни были авторы всех евангелий, никому неизвестных в тече­ние более чем двухсот лет, но несомненно, что христианство было создано философией Платона. Иисус постепенно стал богом, порожденным другим богом прежде всех веков и воплотившимся в предустановленное время «срок». (Oeuvres, v. XXXV, éd. 1785, р. 282 — 285).

Сравним с мнением Вольтера теорию А. Древса: «Ввод­ные слова Иоаннова евангелия выражают только общий взгляд александрийского учения о мудрости... Вышеизло­женное есть ни что иное, как древний взгляд Платона...» (стр. 330 — 331 наст. перевода).

За Вольтером имеется то несомненное преимущество, что он прежде всего обращает внимание на экономическую среду, которая породила христианство, между тем как А. Древс остается в кругу чистых идей. Во всяком случае, происхождение христианского богословия и учения об Иисусе из платоновской философии через посредство гно­стицизма было теорией, хорошо знакомой еще в XVIII веке Вольтеру. Древсу принадлежит лишь углубленное развитие этого взгляда на основе новейших исследований. Он объ­яснил историческое значение гностицизма. Церковь смотрела на этот вопрос чрезвычайно упрощенно. Она утверждала, что гностицизм — одна из самых ранних ересей, сложив­шаяся после того, как христиане уже имели ясное предста­вление об Иисусе. В результате недолгой борьбы гности­цизм был вытеснен и уничтожен. Древс доказал (или, вер­нее сказать, принял взгляд В. Келера), что гностицизм пред­ставляет собою широкое религиозное течение в древнем мире до возникновения христианства. Он, конечно, не был создан Симоном Магом, как утверждает христианская ран­няя литература. Он был распространен среди жречества и духовенства, а также среди интеллигенции ряда народов, на­селявших Римскую империю. Был гностицизм греческий, точно так же как гностицизм иудейский. Чтобы понять воз­никновение христианства, надо проследить нити, связываю­щие его с гностицизмом языческим, предшествующим гно­стицизму христианскому.

Как в других случаях, Древс не является создателем тех взглядов, которые он так умело и энергично защищает. Но от этого его заслуга не уменьшается. Он обратил серьезное внимание на гностицизм, как один из важнейших источни­ков христианской идеологии. Ни один исследователь ран­него христианства не может пройти мимо гностицизма, не учтя его огромного значения в развитии христианства.

Чтобы показать как углубил и уточнил Древс прежнее понимание значения гностицизма и как непохоже его объ­яснение на существовавшие до него взгляды, приведем объяснение гностицизма из старой энциклопедии Булье (изд. 1872 года). «Гностики (от греческого гносис, что озна­чает познание) являются сторонниками определенных рели­гиозных учений, распространенных в особенности в Азии и Египте и имевших очень большое влияние в первом веке христианской эры, а также в следующие столетия. Гностики полагали, что откровение, данное в священном писании, не­достаточно, и считали себя единственными обладателями гносиса или истинного познания божества и всех бо­жественных сущностей. Это знание они приобретали или пу­тем непосредственного проникновения в его источник или на основании традиции, восходящей к колыбели человече­ства. Гносис они ставили выше всякого откровения. Для объ­яснения мира они предполагали следующие три принципа: материю, демиурга или творца несовершенного существую­щего мира и спасителя, призванного преобразовать творе­ние демиурга и уничтожить зло. Большинство гностиков были сторонниками учения об эманации и полагали, что все существующее происходит (истекает,