Вспомнив огромное поместье, раскинувшееся на нескольких акрах, с его парками и садами, озерами и террасами, фермами и лесами, Лили поняла, что Эмили Роухамптон обрадуется богатой невестке, а деньги компенсируют множество ее недостатков.

Джордж никогда не был склонен к преувеличению, и поэтому, когда от него последовало заявление, что его племянница владеет несколькими миллионами американских долларов, можно было не сомневаться — так оно и есть. Ко всему прочему в его голосе прозвучала нотка какого-то благоговения, что не ускользнуло от внимания Лили. Она была достаточно проницательна, чтобы понять: новость о неожиданном богатстве племянницы частично отвлекла внимание Джорджа от дурного поступка жены, поэтому он с ней обошелся не так сурово, как мог бы, если бы в это время его ум не занимала еще одна забота.

Возможно, философски рассуждала Лили, все сложится к лучшему. Совершенно ясно, что Дрого все равно когда-нибудь придется жениться, хотя бы только для того, чтобы иметь наследника титула, и Лили было бы нестерпимо видеть, как он ведет к алтарю одну из тех молоденьких девчонок, которых выставляли перед ним напоказ каждый сезон. Это явилось бы большим триумфом для какой-нибудь честолюбивой мамаши, не говоря уже о том, что она сама испытала бы дикую ревность к его избраннице.

Заканчивая приводить себя в порядок, Лили не могла не испытать надежду, что племянница Джорджа окажется не слишком привлекательной. Тяжело отдавать Дрого жене, какой бы она ни была, но почти невыносимо, если она будет хорошенькой.

И все же невероятно, что кто-нибудь сможет сравниться с ней, самодовольно подумала Лили. В тридцать восемь она по-прежнему оставалась самой прекрасной женщиной во всем лондонском обществе. Более того, многие люди считали ее самой привлекательной во всей Англии, и было бесспорным, что ее фотография, выставленная в витрине, притягивала не меньше взглядов, чем портреты писаных красавиц.

Лили слегка вздохнула. Однажды, подумала она, красота уйдет, но пока было очень приятно чувствовать себя известной красавицей и сознавать, что тобою восхищаются, где бы ты ни появилась… и любят тоже. Ее руки внезапно взметнулись к сердцу, когда она подумала о Дрого — таком высоком, красивом, почти столь же прекрасном, по-своему, как и она.

Какая из них вышла бы изумительная пара! Как жаль, что они не встретились, когда ей было восемнадцать! Затем Лили вспомнила, что в то время он, восьмилетний мальчик, играл в солдатики наверху, в детской, пока она развлекалась внизу среди веселых и беспечных гостей Эмили.

Лили ощутила болезненный укол, который всегда пронзал ее, стоило подумать о своем возрасте. Тридцать восемь! Через два года ей будет сорок. «Я старею». Она передернулась, словно на нее внезапно повеяло холодом, а потом с вызовом вскинула свою золотую головку.

Молодость пока не ушла. Ей до сих пор удается сводить мужчин с ума от любви. Из-за любви к ней Дрого готов жениться на девушке, которую никогда не видел; благодаря его любви ей не придется сидеть на балах около стенки вместе с остальными матронами и вдовами. Вместо этого она сможет танцевать, кружиться в вальсе с Дрого и слушать, как он тихо нашептывает ей милые, смешные, чудесные слова.

Внизу раздался звон колокольчика, открылись двери. Должно быть, вернулся Джордж. Лили бросила последний взгляд в зеркало и вышла из комнаты. Она медленно начала спускаться по лестнице, шурша на ходу шелковыми нижними юбками.

Слуги вносили багаж. Дверь в библиотеку была открыта. Она знала, что Джордж будет ждать ее там, а вместе с ним — его племянница. Лили быстро миновала мраморный холл и вошла в библиотеку. Джордж повернулся спиной к камину, рядом с ним стояла девушка.

В первую секунду Лили разглядела только старомодное серое пальто и уродливую зеленую фетровую шляпку, отделанную потрепанным пером; когда Джордж заговорил, девушка обернулась к двери, и Лили увидела ее лицо.

Тут она рассмеялась с облегчением и в то же время немного удивленно, потому что девушка носила очки с темными стеклами и во всем ее облике не было ничего мало-мальски замечательного… а уж о красоте и речи не могло быть.

Когда Корнелия узнала, что должна отправиться в Англию, для нее наступил конец света. Поначалу она попыталась спорить, протестовать, отказаться, но потом, поняв, что ничего не выиграет своим открытым неповиновением поверенному, отправилась на поиски Джимми.

Она обнаружила его там, где предполагала: Джимми чистил конюшни и тихонько насвистывал. Это был седовласый человек, страшный как смертный грех, и во всем его теле не нашлось бы ни одной косточки, не поврежденной в то или иное время лошадьми, за которыми он ухаживал. Корнелия души в нем не чаяла.

— Меня отсылают из дому, Джимми, — тихо произнесла девушка, и он по одному взгляду на ее бледное лицо сразу понял, как она страдает.

— Я ждал этого, душенька моя, — ответил он. — Тебе нельзя здесь оставаться теперь, когда мисс Уидингтон — упокой Господь ее душу — отправилась на небеса.

— Но почему? — с жаром воскликнула Корнелия. — Здесь мой дом, здесь все мне родное. Эти важные папины родственники не хотели меня раньше знать, зачем вдруг я им сейчас понадобилась?

— Ты сама знаешь ответ не хуже меня, — сказал Джимми.

— Конечно, знаю, — презрительно бросила Корнелия. — Во всем виноваты деньги — деньги, которых я не хотела и которые пришли с опозданием на целый год и теперь бесполезны.

Джимми вздохнул. Он уже не раз это выслушивал. Выражение его лица заставило Корнелию вспомнить, как горько она плакала, когда впервые узнала об огромном состоянии, оставленном ей крестной из Америки.

Богатство казалось ей совершенно бессмысленным, ведь все, что ей нужно было, она могла найти у себя в Роусариле. Она вспомнила, как отец боролся с бедностью, как матери не хватало красивых платьев. И слишком поздно, год спустя после их смерти, на нее обрушились деньги — как раз, когда она ничего не хотела.

Корнелия еще долго не могла рассмеяться, вспоминая, как Джимми воспринял известие о ее богатстве. Она сообщила ему новость намеренно бесстрастным голосом, чтобы он не догадался, сколько слез ею пролито несколько часов тому назад.

— Я богата, Джимми, — произнесла она в тот раз. — В Америке умерла моя крестная и оставила мне огромное состояние в нефтяных акциях. Оно насчитывает сотни, даже тысячи английских фунтов.

— Надо же! А что ты будешь делать со всем этим золотом? — поинтересовался Джимми.

Корнелия пожала плечами:

— Понятия не имею.

— Тогда, быть может, еще разок взглянуть на ту изящную красотку, которую капитан Фицпатрик демонстрировал нам в прошлую среду? — лукаво предложил Джимми.

В конце концов, после нескольких дней торговли, они заплатили за кобылу двадцать пять фунтов, и Джимми больше ни о чем не просил.

Кузина Алин тоже по-своему восприняла сообщение о наследстве Корнелии.