Министр министерских дел сделал шаг вперед.

— Если, как говорит мой достопочтенный друг, у нас заканчиваются овцы, — предложил он, — мы могли бы попробовать скормить дракону что-нибудь другое.

После этих слов повисла тишина, пока другие советники обдумывали варианты.

Тогда заговорил царь, его лицо было полно печали:

— Всем известно, — сказал он, — что драконам нравится вкус детей. Однако мне кажется, что у нас нет другого выхода. Мы должны отдать ему своих детей. Раз в неделю мы будем кормить дракона нашими сыновьями и дочерями.

На мгновение не слышно было ни звука. Весь Совет был встревожен, но никто не решался спорить с царем. В конце концов на кону была их карьера.

— Я не уверен, что это хорошо примут голосующие, — пробормотал кто-то.

— Как мы будем выбирать детей? — спросил один из них.

— Мы устроим лотерею, — ответил царь. — Каждому ребенку в городе будет присвоен номер. Раз в неделю мы будем вытягивать из шляпы номер. Ребенок с вытянутым номером будет отдан дракону, чтобы спасти город.

Он поднялся на ноги.

— Это мой приказ, — заключил он. — Исключений не будет.

Прошло три месяца, в течение которых не менее дюжины детей были схвачены царской охраной, отобраны у плачущих родителей, а потом связаны и оставлены у пещеры дракона. Семь мальчиков и пять девочек нашли свою смерть, их косточки были так хорошо обглоданы, что маленькие скелеты белоснежно сияли в утреннем свете. Что касается дракона, он, несомненно, заметил перемену в рационе и был несколько озадачен. Но царь оказался прав, сказав, что дракону понравится еда. На самом деле ему уже порядком поднадоели овцы, поэтому детишки оказались как раз кстати. Не стоит и говорить о том, что если он и подумывал о переезде, то теперь окончательно решил остаться именно тут и даже начал раздумывать о том, не пригласить ли ему друзей пожить с ним.

К тому времени, как появился Георгий, воздух в Силене был хуже любого тумана, приносимого с воды. Каждый вторник, в день лотереи, на улицах было так тихо, что если бы город стал кладбищем, то никто бы не заметил разницы. Мало кто покидал свой дом, а те, кто выходили, шли по своим делам с бледными лицами, губы их кривила гримаса страха, никто не смел смотреть другому в глаза. В полдень раздавался звук колокола. Солдаты стучали в дверь городского дома. Ужасный крик боли и отчаяния разрывал тишину. И повсюду родители обнимали своих детей и благодарили богов за то, что вытащили не их номер.

Георгий пришел во вторник днем через несколько часов после того, как лотерея была окончена. Он быстро понял, что случилось в Силене, и, осознав, покачал головой в отчаянии и удивлении. Георгий прямиком отправился во дворец, чтобы найти царя, но, войдя в тронный зал, услышал следующий диалог:

— Вы не можете! — говорил царь. — Я запрещаю!

— Но вы сами нам сказали, — ответил один советник.

— Вы издали указ, — сказал второй.

— И вы сказали, что исключений не будет, — добавил третий.

— Но она царевна… моя дочь. — Слезы побежали по щекам царя. — Она даже не сказала мне, что ей присвоили номер. Когда я найду того идиота, который дал ей номер, я его казню. Я заживо сдеру с него кожу!

— Это был советник по интерьеру, — сказал советник по экстерьеру.

— Нет, не я, Ваше Величество! — закричал советник по интерьеру. — На самом деле именно я сказал, что члены царской семьи и всех чиновников должны быть исключены из списка, никому из нас не нужно присваивать номера. Но она все равно забрала номер. Сказала, что хочет быть, как все другие дети.

Это была правда. Царевна, несмотря на свои четырнадцать лет, была в ужасе от происходящих событий в Силене. Она была сообразительной и образованной девушкой, как некоторые могут сказать, умна не по годам. Например, она страстно боролась за отмену смертной казни преступников, по крайней мере, до суда, и, возможно, было плохой идеей разжигать борьбу и бросать свой номер в шляпу, не подумав о последствиях. Царевна была первой, кто высказался против злой лотереи. Когда царь отказался ее выслушать, она решила сделать по своему. Она настояла на том, чтобы ей тоже дали номер, и, когда его вытащили, сдалась солдатам без всякого сопротивления. Возможно, если царевна умрет, отец передумает насчет своего глупого указа. На это, по крайней мере, она надеялась.

Царь передумал. Но, казалось, было уже поздно.

— Она уже отправилась в пещеру, — объяснил советник по интерьеру. — На самом деле боюсь, что ее уже съели.

— Мое единственное дитя! — рыдал царь. В первый раз он осознал, как страдают его люди. — Моя царевна!

Георгий понял, что нельзя терять времени. Он вышел из дворца, даже не представившись, прыгнул на своего коня и поскакал из города в направлении заводи. Ее нетрудно было найти. Зловоние от стоячих вод было таким сильным, что он буквально шел на запах.

Звуки плача подсказали ему, что пещера найдена и в отличие от того, что сказал советник по интерьеру, Георгий прискакал как раз вовремя. Дракон в тот день проспал, и царевна была еще жива. Она сидела на земле со связанными за спиной руками. Георгий слез с коня и пошел к ней, но не успел сделать и нескольких шагов, как в пещере раздался внезапный грохот и появился дракон.

Дракон оказался гораздо меньше, чем ожидал Георгий, — не больше его коня. Его тело было вычурной, странной формы. Ярко-зеленого цвета. А крылья, к слову, были настолько малы, что он даже не мог летать. На одном его крыле были розовые круги, а на другом — красные. У него было две довольно коротких ноги и когти, а также длинная, похожая на змеиную, шея. Единственную угрозу представляли его зубы, которые были белыми и очень острыми.[1]

Когда царевна увидела дракона, она закрыла глаза и приготовилась к смерти. Но Георгий не испугался.

— О, дракон! — воскликнул он. — Я вижу, ты все эти годы хорошо обедал. Но может быть так много бесплатной еды затуманило твою голову. Ты и вправду хочешь съесть эту юную девушку?

Дракон неуверенно зарычал. Девушка открыла глаза.

— Господь создал людей не для того, чтобы служить для удовольствия диких животных, — продолжил Георгий. — Будучи тварью Божьей, тебе должно быть стыдно. Только потому, что ты был Им создан, это еще не значит, что я не выну свой меч и не отрублю тебе голову. Но даже у животных должна быть возможность покаяться.