– Через пару месяцев. Можешь меня поздравить. Вчера мыподали заявление. Шестнадцатого сентября состоится бракосочетание.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Я тебя поздравляю.

– Ну ладно. Все остальное обговорим при встрече.

Как только в трубке послышались короткие гудки, я швырнулаее на пол, налила себе виски, плюхнулась в огромное белоснежное кресло изакурила.

Интересно, о чем мой братец собрался говорить со мной привстрече?! Об этом огромном доме, который больше похож на замок или самыйнастоящий сказочный дворец, о моем так называемом отце или об этом проклятомзавещании, которое он оставил?! Через два месяца мой дорогой братик женится, аэто значит, что появится еще один претендент на наследство. Два месяца… Два месяцана то, чтобы единственным претендентом на отцово наследство осталась я… Язаслужила этот роскошный дом, эту умопомрачительную обстановку… Я выстрадалавсе это и имею на это полное право.

Я пошла в каминный зал и тупо остановилась перед фотографиейотца, висевшей над камином. Потом сняла ее и внимательно всмотрелась в это доболи знакомое лицо. В камине еще горел огонь. Сев на корточки, я стала отрыватьмаленькие кусочки картона и кидала их в огонь. Когда фотография полностьюсгорела, я нехорошо улыбнулась, зажгла свечки и с подсвечником в руках сталабродить по дому.

Наверное, обычный человек чокнулся бы, попав в этот дом сего огромными, погруженными в темноту комнатами. Может быть, потому, что ясова, я боюсь света – в солнечные дни чувствую себя особенно уязвимой инезащищенной. То ли дело, когда темно! Я раба ночи и ее преданное дитя. На моихокнах рольставни. Я практически их не открываю. Не пользуюсь и выключателями:ненавижу яркие люстры, которые обожал мой отец и навешал их по несколько в каждойкомнате. Я всегда передвигаюсь по дому с подсвечником и люблю запах догорающейсвечи. Каждый месяц отец уезжал в командировку, и тогда весь дом погружался вбеспросветную темноту… Но он возвращался, открывались жалюзи, горел свет,работал телевизор, играла музыка… В те дни, когда он был дома, я становиласьмрачной, чувствовала себя ужасно подавленной и глубоко несчастной. Он сновауезжал, я брала подсвечник и погружалась в свой собственный мир, понятныйтолько мне одной.

Раздался телефонный звонок, от неожиданности я вздрогнула.Наверняка опять брат. Да какой он мне, к черту, брат! Так, человек, с которымпрошло мое унылое, беспросветное детство!

Я сняла трубку и затаила дыхание.

– Женечка, здравствуй. Это дядя Игорь тебя беспокоит.

– Здравствуйте, – буркнула я и напряглась как струна. Звонилодин из многочисленных знакомых отца. Я никогда не любила его знакомых…Наверное, это оттого, что очень сильно не любила отца.

– Женечка, через час к тебе подъедет один из моих доверенныхлюдей. Дело в том, что твой отец не успел мне передать очень важные для менябумаги… Я заплатил за них твоему отцу приличные деньги, но так и не получил…

– Но ведь он скоропостижно умер…

– В том-то и дело. В общем, к тебе приедет мой человек. Тыему отдашь папки. Ты же знаешь, я принял довольно активное участие в похоронах,внес посильный вклад…

– Но я не знаю, какие бумаги вам нужны. Я вообще ни разу незаходила в кабинет после смерти отца. Там, наверное, целые горы бумаг.

– Мне нужны бумаги по делу Чичерина. Там должна быть такаятоненькая серая папочка. У тебя еще целый час. Зайди в кабинет, поищи. Будьумницей и сделай то, о чем я тебя прошу. Если не сможешь найти сама, тебепоможет мой человек.

– Хорошо, – вздохнула я и слегка прикусила губу.

Взяв подсвечник, поднялась по старой дубовой лестнице навторой этаж. Посветив на висящую на каменной стене картину, я ухмыльнулась. Этукартину нарисовала я. На ней был мой отец. Вернее, о том, что это отец, зналатолько я одна. Черное, мрачное, трехголовое чудовище со звериным оскалом идлинным торчащим пенисом… В эту картину я вложила всю свою ненависть, котораянакипела во мне за многие годы. Я подарила ее отцу в день его рождения и сказала,что написала ее от души. Отец пришел в дикий восторг и повесил над центральнойлестницей. Он так и не понял, что это он. Он думал, что это злобное существо –плод моего воображения, моей фантазии, моего безумия. После смерти отца яуничтожила все его фотографии. Сегодня – последнюю. Оставила только этотпортрет.

– Здравствуй, папа, – подмигнула я чудовищу и провелаладонью по холсту.

Чудовище представляло собой самое настоящее исчадие ада исмотрело на меня холодными глазами. Полюбовавшись на свой шедевр, я вошла вкабинет. Отец не любил, чтобы я отвлекала его от работы, и никогда не впускалменя сюда. Его кабинет, где он пропадал сутками, много курил, думал, делалважные звонки, и моя мастерская, заставленная мольбертами, банками с краской имножеством безумных картин, находились совсем рядом. В мастерской прошло моедетство, моя юность. Это был мой мир, понятный только мне. Дни напролетпереводила я здесь на полотна мое безумие. Я тихонько толкнула дверь кабинета.Она легко открылась. Старинный письменный стол был завален бумагами. Япринялась за дело. Перебрав гору папок, фотографий, каких-то записок, поняла,что документов о Чичерине нет…

Я подошла к шкафам. Боже мой, сколько барахла! Когда я стануполноправной хозяйкой, вытащу весь этот хлам на улицу и разожгу самый настоящийкостер. Я буду плакать и смеяться, глядя, как жарится этот ненужный хлам. Воттак. Столько лет жизни отец собирал все эти листочки, аккуратно подшивал их впапки, не разрешал к ним даже прикасаться. А я просто взяла и сожгла… Даже незнаю, сколько времени я провозилась в кабинете. Прервал мои поиски звонок вдверь. Открыв ее, я сморщилась от дневного света и смахнула выступившие слезы.Проклятая светобоязнь… Дойдя до массивного каменного забора, посмотрела вглазок и увидела молодого мужчину. Он был довольно симпатичен, аккуратно выбрити создавал впечатление преуспевающего человека. Почувствовав, что кто-топодошел к глазку, он представился:

– Я от Игоря Николаевича. Мне нужно забрать папку сдокументами по делу Чичерина.

Открыв железную калитку, я постаралась выдавить улыбку:

– Я просмотрела черт знает сколько папок, но папки сфамилией Чичерин нигде нет.

– Предоставьте это мне. Я могу пройти в дом?

– Да, конечно.

Я закрыла калитку и последовала за ним. Дойдя до входнойдвери, молодой человек резко остановился и посмотрел на меня ничего непонимающим взглядом:

– Там беспросветная темень…

– Не обращайте внимания. У меня есть свечи.