а сам я лечу вниз и через мгновение сильно прикладываюсь спиной обо что-то твёрдое. Кажется, где-то внутри хрустнуло. Боли нет. В ушах звенит, вокруг из-за пыли ничего не видно. Пытаюсь пошевелиться, но безрезультатно. Капец, я сломал позвоночник! А-ха! Будешь теперь знать, как думать о самоубийстве. Полежишь, прикованный к кровати всю оставшуюся жизнь, поразмышляешь о вечном. Не-не-не, я так не хочу, у меня ещё куча вопросов к тому парню. Да как ты с ним переговоришь, если не умер? Как не умер? Почему? Непорядок!

«Паника в селе!» — прозвучало у меня в голове. Ага, вовремя.

Пыль чуть улеглась, и я увидел перед собой висящие на стене электронные часы. Семь пятьдесят. До боли знакомые числа, до боли! Которой нет. Хи-хи.

Когда нолик сменился на единицу, на меня упал обломок плиты перекрытия. Темнота.

* * *

— Бросайте кубики, чего вы ждёте?

— Эй-эй! Хорош издеваться надо мной! Два раза ладно, но три!

— Бросайте кубики, чего вы ждёте?

— Ты вообще живой? Эй, дядя, — я замахал рукой перед человеком в капюшоне.

— Бросайте кубики, чего вы ждёте?

— Тебя заклинило, что ли?

— Ваше время истекло, — неживым голосом произнёс владелец чёрного балахона.

Кубики сами вылетели из моих рук и упали на шахматную доску. Да, я всё забываю сказать, что мы вдвоём сидим друг напротив друга за столом для игры в шахматы. Только ни фигур, ни шашек, лишь игральные кости.

— Один-один-один. Не повезло. Попробуйте в следующий раз.

— Как же, — хотел возмутиться я, но не успел.

* * *

Открыв глаза, я снова увидел знакомые занавески, сквозь которые проглядывало солнце. Ну нафиг! Я резко вскочил с кровати и больно наступил на саморез. Ну нафиг! Злосчастный вьетнамский партизан тут же полетел в сторону открытой форточки. И как в прошлый раз удача была не на моей стороне. «Ну нафиг три», — выругался я, когда по стеклу опять пошли трещины. Это как же мне должно не везти, чтобы брошенный саморез угодил ровно в точку напряжения? Вот же мелкий засранец! И этот снизу тоже. Не зря его бабки ругали.

Нет, оставаться дома нельзя! Тут небезопасно. А где сейчас безопасно? На Луне, в подземном бункере Сталина? Так, до этих мест мне жуть как далеко, а до пустыря всего десять минут бегом. А часики-то тикают. Тик-так, тик-так. У меня в голове почему-то застучал метроном. Я замер в ожидании речи Левитана. Минута прошла, и кто-то ощутил себя идиотом. Давно пора.

Джинсы, так и не глаженая футболка, в карман сотовый. Через несколько минут я пулей вылетел из дома.

Быстрей, быстрей! Вскоре в боку закололо. «Он на десять тыщ рванул как на пятьсот». И спёкся. Чистая правда! Я перешёл на шаг. Достал из кармана телефон, чтобы проверить время. Шесть пятнадцать. Куда спешишь? До смерти ещё почти полтора часа. Меня немного отпустило.

— Ну ты и рванул! — сзади раздался голос.

Я резко повернулся на сто восемьдесят градусов.

— Ты чего, первый раз на пробежку вышел? — спросил меня немолодой дядечка в спортивной майке с надписью «СССР».

— Первый, — соврал я.

— Эх, молодёжь! — с укоризной, но по-доброму произнёс спортсмен. — Хочешь, дам пару советов?

— Не хочу, — вот чего мне сейчас нужно было меньше всего, так это разговоров о том, как правильно бегать. От смерти не убежишь.

— Ну смотри, — ничуть не обиделся дядечка. — Если что, я каждое утро тут занимаюсь.

Спортсмен потерял ко мне интерес и затрусил по тротуару в сторону пустыря. То есть туда же, куда направлялся и я. Как бы снова не начал приставать с непрошенными советами. Но когда я, наконец, дохромал-добежал до места, то там никого не оказалось. Вот и отлично.

Когда-то здесь была школьная спортплощадка: на остатках асфальта советских времён ещё проглядывала белая разметка и торчали остатки давно спиленных и сданных в металлолом турников и стоек для баскетбольных колец. Саму школу, располагавшуюся в ста метрах отсюда, снесли ещё в начале двухтысячных, но мы в детстве успели вдоволь побродить по полуразрушенному зданию. Район этот не самый привлекательный для строительства коммерческой недвижимости, поэтому пустырь не только не уменьшался, но и постоянно прибавлял в размерах. Когда асфальт ещё был в относительно приличном состоянии, а турники не сворованы, то здесь постоянно тусовалась молодёжь. Но постепенно всё пришло в окончательный упадок, и теперь тут встретишь разве что ворон да старый мусор.

Деревьев тоже нет, это хорошо, значит, ничто на меня не упадёт. Да и грозы со шквалистым ветром не намечается. Я взглянул на небо — ни облачка. Зевс-громовержец тоже отменяется. Что ж, посидим, переждём роковой час.

Я выбрал место равноудалённое от краёв пустыря. Такая себе точка Немо[2]. Не две тысячи шестьсот километров от ближайшей суши, но тоже ничего. Сойдёт для нашей местности.

В принципе я почти успокоился — бег по утренним тихим улицам этому очень способствует. Бег в кавычках, конечно. Надо бы заняться спортом, а то запустил себя немного. Не так, как Серёга, мой бывший одноклассник, а теперь обладатель пуза размером с пивную бочку, но и Аполлоном меня давно уже не назовёшь.

Сев прямо на асфальт, я достал сотовый и включил часы. Секунды бежали секундами, минуты тоже благополучно шли себе вперёд. И даже один раз прибавился час. Наверное, со стороны я смотрелся немного странно. Не в том, что пялюсь в телефон, тут как раз вопросов нет, а то, что делаю это посреди пустыря. Но следить за мной было некому. Вороны куда-то запропастились, а тот мужик-спортсмен тоже так и не появился. Ха, или он спрятался где-то поблизости в подземном бункере. В школьном бомбоубежище то есть, слышал я слухи о нём. С другой стороны, если бы оно существовало, то вход мы нашли бы ещё в детстве.

Сколько там было на часах в прошлые разы? Семь пятьдесят? Нет, это я смотрел время перед тем, как перейти дорогу. А на соседских показывало на минуту больше. Я переключил программу в телефоне на отображение стрелок и замер в ожидании роковой секунды.

«Близится время восхождения».

Я же это не вслух сказал, правда? Я же не в компьютерной игре?

«Правда, правда».

Да что такое!

Я постарался выбросить из головы посторонние мысли. Вышло не очень. Сложно куда-то деть три смерти подряд. Но четвёртой-то не бывать. Подготовился! Тут я криво усмехнулся сам себе.

От сидения на твёрдом асфальте у меня затекли ноги, однако я продолжал не отрываясь следить за движением стрелок. Мысли отодвинул на второй план, и они там где-то в фоновом режиме бубнили, что всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает. Только не домой, а в одно тихое укромное заведение с мягкими стенами и высоким забором. «Делириум тременс» — фраза из «Кавказской пленницы» подходила к ситуации как нельзя лучше. Хотя нет, с делириумом вроде белочка должна приходить, а у меня какой-то непонятный мужик. Ладно бы баба с косой, вопросов меньше. Так нет, какое-то тупое бесплотное создание, повторяющее одно и то же.

Семь сорок девять, семь пятьдесят. Тик-тик-тик-тик. Пятьдесят одна секунда, пятьдесят две. Ну же! Пятьдесят девять. И!

* * *

— Бросайте кубики, чего вы ждёте?

— Да едрить твою за ногу! Как в этот раз?

Я попытался вспомнить последние мгновенья перед смертью. Кажется, мне что-то впилось в правый глаз. И это что-то, похоже, было осколком экрана смартфона. Взорвалась батарейка? Серьёзно?

— Бросайте кубики, чего вы ждёте.

— Послушай, как там тебя. Может, наконец, объяснишь, что происходит, и кто ты такой? Знаешь, мне уже надоело постоянно наступать на этот сраный саморез! Ну должна же быть причина твоего и моего нахождения здесь. А, кстати, где это — здесь?

Я оглянулся по сторонам, но ничего, кроме уже знакомого стола с пустой шахматной доской и этого балахонщика, не увидел. Вокруг только серое туманное ничто. Я попытался встать, но не смог: вместо ног и нижней части туловища был тот же туман. Джинн недоделанный.

— Бросайте кубики, чего вы ждёте?

— Ничего не жду, бросаю, — упавшим голосом проговорил я и кинул на стол три красные кости, что неведомым образом оказались в руках.

— Один-один-один. Не повезло. Попробуйте в следующий раз.

Глава 3

Одной смерти не бывать, а семи не миновать

Один-один-один, или сто одиннадцать, или один час пятьдесят одна минута — именно столько я и живу после пробуждения. Каждый раз, каждый долбанный раз, и ничего с этим не могу поделать. И балахонщик молчит, на вопросы не отвечает. Не взялся же он из ниоткуда,